Весь мир театр - Борис Акунин

Он обмакнул стальное перо в чернила и вывел длинноеназвание. Сначала рука двигалась медленно, потом все быстрее и быстрее, едвапоспевая за вырвавшимся на свободу потоком слов. Время окутало кабинетколыхающимся, поблескивающим облаком. Глубокой ночью, когда в небе царственносияла полная луна, Эраст Петрович вдруг замер, почуяв, что волшебная энергияиссякла. Уронив на бумагу кляксу, он выронил ручку. Откинулся на спинку креслаи наконец, впервые за все эти дни, уснул. Лампа осталась гореть.

В комнату бесшумно вошел Маса, накрыл господина пледом. Сталчитать написанное, вздыхая и скептически покачивая круглой, как луна, головой.

Хоть не ложись совсем. Опять то же: лицо в капусте и бородавокруг беззвучно поющих губ. Собственно, начиналось сновидение очень мило.Будто едет она по загородному шоссе – не в авто, а в карете. Ритмичный перестуккопыт, позвякиванье сбруи, мягко качают рессоры, отчего снизу вверх, утробно,подкатывают сладостные волны. Рядом никого, настроение – так и полетела бы, идушу наполняет предчувствие счастья, и ничего-ничего не нужно, толькопокачиваться вот так на упругом сиденье и ждать близкой радости…

Вдруг стук в левое окошко. Смотрит – там синюшное лицо сзакрытыми глазами, с пышных пегих усов свисают капустные лохмотья. Рука сперстнем поправила галстук, а тот зашевелился. Не галстук это – змея!

И справа тоже стук. Дернулась – а там певец с бородкойярко-красного цвета. Глядит на нее проникновенно, разевает рот, еще и рукуплавно отводит, но ничего не слышно.

Только стук в стекло: так-так-так, так-так-так!

Одно время сны почти прекратились. Она даже не оченьиспугалась, когда на «Бедной Лизе» увидела в третьем ряду партера знакомуюплешь и сияющий ненавистью взгляд из-под сросшихся черных бровей. Знала, чторано или поздно он объявится, была внутренне готова и осталась довольна своейвыдержкой.

Но после спектакля, когда из бутонов вдруг высунуласьзмеиная головка с точно такими же неистовыми маленькими глазками, кошмаробрушился вновь, с еще большей тяжестью. Если б не милый, трогательновлюбленный Девяткин… Бр-р-р, об этом лучше не думать!

Двое суток потом она не давала себе спать, зная, чем этозакончится. На третьи усталость возобладала – и, конечно, ужасное пробуждение.С криком, с судорожными рыданиями, икотой. С тех пор каждую ночь одно и то же:старый петербургский сон, в котором отныне еще поселилась и змея.

В дортуаре балетного училища, перед сном, маленькая Лизачасто изображала перед подругами героинь, которые умирают. От медленнодействующего яда, как Клеопатра, или от чахотки, как дама с камелиями.Закалывающаяся кинжалом Джульетта тоже годилась, потому что перед тем какзарезаться, она произносит трогательный монолог. Приятно было лежать сзакрытыми глазами и слушать, как всхлипывают девочки. Они все потом пошли потанцевальной части, некоторые даже достигли известности, но карьера балериныкоротка, а Лиза хотела служить на театре до старости, как Сара Бернар, потомувыбрала драму. Она мечтала упасть бездыханной на сцене, как Эдмунд Кин, чтобыувидела тысяча человек и чтоб думали, будто это по роли, но все равно рыдали, ичтобы последний вздох она испустила под аплодисменты и крики «Браво!».

Замуж Лиза выпорхнула рано. Играла принцессу Грёзу, СашаЛейкин – влюбленного принца Жоффруа. Первый успех, первое опьянение всеобщимобожанием. В юности так легко спутать пьесу с жизнью! Конечно, разошлись, оченьскоро. Актерам нельзя жить вместе. Саша растаял где-то в провинции, от негоосталась одна фамилия. Но героиня не может быть «Лизой Лейкиной», и она сталаЭлизой Луантэн.

Если первый брак был всего лишь неудачным, второй оказалсякатастрофой. Опять-таки виновата сама. Соблазнилась драматургией жизненногоповорота, мишурой внешней эффектности. Звучным титулом, наконец. Мало лиактрис, которые вышли замуж, только чтоб зваться «ваше сиятельство» или «вашасветлость»? А тут еще помпезней: «ваше высокостепенство». Именно так полагалосьтитуловать супругу хана. Искандер Альтаирский был блестящим офицеромлейб-конвоя, старшим сыном владетеля одного из кавказских ханств,присоединенных к империи в ермоловские времена. Сорил деньгами, красивоухаживал, был недурен собой, несмотря на раннюю плешивость, а плюс к томупо-азиатски пылок и речист. Был готов пожертвовать ради любви всем – и сдержалслово. Когда начальство не дало разрешения на брак, подал в отставку, поставилкрест на военной карьере. Испортил отношения с отцом, отказался от своих прав впользу младшего брата: актриса, да еще разведенная, не могла стать супругойнаследника. Но годовое содержание отщепенцу назначили очень приличное. Главноеже, Искандер клялся не препятствовать сцене и соглашался на брак без детей.Чего еще, казалось бы, желать? Актрисы-соперницы от зависти чуть не полопались.Лида Яворская, в замужестве княгиня Барятинская, даже из России эмигрировала –княгинь-то в Петербурге пруд пруди, а ханша всего одна.

Второе замужество рассыпалось еще быстрее, чем первое –немедленно после свадьбы и брачной ночи. Причина заключалась не в том, что отчрезмерного возбуждения супруг не сумел проявить себя надлежащим образом (этокак раз было трогательно), а в условиях, которые он выставил ей наутро. Статусханши Альтаирской обязывает, строго сказал Искандер. Я обещал не препятствоватьвашему увлечению театром и слово свое исполню, но вы должны избегать пьес, вкоторых вам придется обниматься или, того пуще, целоваться с мужчинами.

Элиза рассмеялась, думая, что он шутит. Когда выяснилось,что муж совершенно серьезен, она долго пыталась его урезонить. Объясняла, что вамплуа героини без объятий и поцелуев обходиться невозможно; более того, сейчасвходит в моду довольно откровенно показывать на сцене акт карнальноготоржества.

– Какого торжества? – переспросил восточный человек, таквыразительно скривившись, что Элизе сразу стало ясно: проку от объяснений небудет.

– Того, которое у вас не получилось! – вскричала она,имитируя великолепную Жемчужникову в роли Марфы Посадницы. – И теперь уж неполучится! Прощайте, ваше высокостепенство, медовый месяц окончен! Свадебногопутешествия тоже не будет. Я подаю на развод!

Жутко вспоминать, что произошло дальше. Отпрыск древнейшегорода, прямой потомок Чингиз-хана, опустился до рукоприкладства и казарменнойбрани, а потом кинулся к письменному столу, чтобы вынуть револьвер и застрелитьоскорбительницу на месте. Пока он возился с ключом, перепуганная Элиза,конечно, убежала и в дальнейшем соглашалась встречаться с полоумным чингизидомтолько в присутствии адвокатов.