История одной большой любви, или Бобруйский forever - Борис Шапиро-Тулин

Сошли они на одной остановке около большого девятиэтажного дома, выкрашенного блеклой желтой краской. Девушка, не оглядываясь, прошла вперед и завернула во двор. Митя еще раз сверил адрес – все верно: Ленинский, дом 7. Ого, подумал он, Ленинский, да еще 7, как же он сразу не обратил на это внимания. Митя тоже свернул во двор, нашел нужный подъезд и медленно поднялся по лестнице. Он уже ЗНАЛ, кого встретит за дверью. Ему показалось, что следом за ним также медленно поднимается Михаил Юрьевич Лермонтов, в парадном мундире с золочеными эполетами. Перед дверью они остановились, перевели дух, и Митя позвонил. А еще ему показалось, что невдалеке на лестничной площадке сидел на подоконнике Владимир Ильич Ленин в костюме, голубой рубашке и в галстуке с крупными белыми горошинами. Ленин лукаво, как на портрете в квартире наставника, щурил глаза и одобрительно кивал.

Через два месяца Митя и Маша, так звали девушку из троллейбуса, поженились.

А еще через несколько лет, но тоже в августе, Митя снова оказался в Бобруйске. Он привез сюда книгу своих рассказов, и в городской библиотеке устроили его авторский вечер. На этом вечере он решился и впервые в жизни рассказал историю своей любви, в которой основными персонажами были Мария Францевна, Ленин с его цифрой «7 и зеленый томик стихов Лермонтова. Правда, недоверчивые бобруйчане ему не поверили, они сочли, что это всего лишь сюжет для очередного рассказа.

Накануне отъезда он купил кулек вишен, взял такси и поехал на кладбище. Минская улица, в конце которой, собственно, и находилось это печальное место, за время его отсутствия практически не изменилась: так же по правую сторону в самом конце ее было еврейское кладбище, а по левую – русское. Мощные корабельные сосны росли и там и там – им было абсолютно все равно, кто погребен под их разлапистой сенью. К своему удивлению, Митя легко нашел место, где была похоронена его давняя соседка. Вот только фанерного обелиска на ее могиле уже не было, вместо него стоял серый валун, на котором приделали табличку: «Лиходиевская Мария Францевна 1903–1966, а чуть пониже: «Лиходиевский Венечка 1937–1937».

Митя машинально сложил цифры, написанные на табличке, – число рождения и число смерти у Марии Францевны оказались равными друг другу. Он вспомнил ее слова, что люди с такими цифрами рождаются, чтобы что-то такое перетряхнуть в нашем огромном мире.

«Наверное, это может быть нечто глобальное, – подумал Митя, – а наверное, всего лишь одна человеческая судьба. Кстати, у Венечки Лиходиевского эти цифры тоже совпадали, но в них не было жизни, в них была одна только смерть».

Митя осторожно развернул кулек с вишней и высыпал содержимое рядом с валуном. Через некоторое время сюда подлетел первый воробей, потом еще один, потом целая стайка. Они захлопотали вокруг вишневой горки, стали толкаться, взлетали и снова возвращались. Митя посмотрел на них и подумал, что Марии Францевне это, наверное, понравилось бы.

1

В один из воскресных дней конца июня, когда Москва вконец обезлюдела от нестерпимого зноя, мы с женой решили проехаться по магазинам в поисках мебели для только что отремонтированного кабинета. В кабинете помимо письменного стола, рабочего кресла и небольшого дивана должен был разместиться компьютер, заменивший мне пишущую машинку. А рядом с ним я хотел поставить настольную лампу, точно такую же, что красовалась когда-то на тумбочке около моей постели. Я запомнил ее с той безмятежной поры детства, проведенного в славном городе Бобруйске, когда все еще было впереди, а мир казался приветливым и уютным.

Мы объехали целый ряд магазинов от проспекта Мира до проспекта Вернадского, но ничего подходящего отыскать так и не сумели. Не скажу, чтобы мы по этому поводу сильно расстроились. Нам было хорошо друг с другом, и, наткнувшись на какое-то кафе со столиками, вынесенными под солнцезащитные зонтики, мы славно пообедали, отыскав в меню соблазнительные грузинские блюда. От бокала охлажденного «Цинандали» пришлось отказаться: я был за рулем и мне не хотелось испортить этот день каким-нибудь непредвиденным инцидентом. Впрочем, вскоре я пожалел о таком опрометчивом решении. Повара явно не поскупились на острейшие приправы, и постепенно рот мой превратился в огнедышащее жерло вулкана, а гортань чувствовала себя так, словно она только что соприкасалась не с нежнейшими кусочками мяса, а с наждачной бумагой, которую долго мочили в наперченном соусе.

Я невольно нажал на газ, предвкушая, как достану из холодильника запотевшую бутылку сухого вина и одновременно с ней две, нет, три бутылки с чистейшей родниковой водой. Но в это время жена произнесла свою сакраментальную фразу:

– Останови здесь.

Среди массы всяческих достоинств у моей второй половины был один небольшой, но входивший в серьезные противоречия с правилами дорожного движения недостаток. Едва она замечала среди проносившихся мимо вывесок ту, которая привлекла ее внимание, как тотчас же просила немедленно остановиться, невзирая ни на скорость, ни на запрещающие знаки. Я уже не говорю о водителях, которые начинали произносить в мой адрес не самые дружелюбные слова, когда я ни с того ни с сего круто перестраивался из крайнего левого ряда в крайний правый и резко тормозил в самых неподходящих для этого местах.

На сей раз все обошлось. Но едва я припарковался у кромки тротуара, милая картина с домашним холодильником, незадолго до этого нарисованная моим воображением, растаяла в мгновение ока.

Магазин носил незатейливое название «Книги», и стоило мне подумать о длинных стеллажах с фолиантами, выстроенных по его периметру, как я ощутил себя одиноким странником, бредущим по раскаленной Сахаре без всякой надежды на встречу с человеком, везущим тележку, наполненную прохладительными напитками.

Помимо всего прочего в магазине было нестерпимо душно. Продавцы стояли понуро, как цапли на высохшем болоте, и время от времени вяло обмахивались газетами. Не скажу, что они вообще не обратили на нас никакого внимания. Девушка, сидевшая за стеклом кассы, попыталась изобразить улыбку, впрочем, лучше бы она этого не делала.

Жена по-хозяйски оглядела представшую перед ней картину и решительно направилась в дальний угол магазина, где духота почти физически ощущалась сгустившимся воздухом, лежащим между книжными стеллажами. Среди массы достоинств и уже упомянутого маленького недостатка у моей жены было одно удивительное качество: она точно знала, что именно в ближайшем будущем мне непременно могло пригодиться.

Приподнявшись на цыпочках к самой верхней полке, она из массы стоящих там книг бережно вынула одну и протянула мне:

– Это как раз то, – сказала она, – что я так долго для тебя искала.

Книга оказалась среднего формата с желтой бумажной обложкой, на которой была изображена нелепая фигура какого-то глиняного идола. Снизу вверх шло вертикально расположенное название «Вслед за Солнцем», а над странной фигуркой располагалось имя автора – Ангелина Снегирева.

– Вот это да! – разглядывая книгу, выдавил я из себя тяжело ворочающимся языком.