Зимняя война 1939-1940 гг. - Гордон Франк Сандер

Затем резолюция была передана в Верховный совет Лиги Наций. К тому моменту шведы, латыши, греки и прочие испугавшиеся члены выбыли из игры под разными предлогами. В Совете осталось только семь членов из пятнадцати: Великобритания, Франция, Бельгия, Союз Южной Африки, Египет, Боливия и Доминиканская Республика. «Не самое впечатляющее собрание наций, которые должны были действовать как совесть человечества», — едко заметил Якобсон. Совет-огрызок проголосовал за изгнание СССР и рекомендовал членам Лиги оказать Финляндии «всю возможную поддержку».

На этой полумере сессия Лиги Наций завершилась. От надежд Вяйно Таннера обратиться к совести мира через Женеву не осталось следа. Все понимали, что Финляндия практически ничего не достигла.

Холсти, который позднее стал профессором в Стенфорде, после того как ушел с дипломатической службы, выглядел довольным. Мимо него из Дворца Мира выходили делегаты на улицы Женевы, чтобы сделать покупки к Рождеству или поехать покататься в Альпы перед возвращением домой.

Неудивительно, что ТАСС, официальное русское новостное агентство, сообщило, что «авторитетные советские круги» восприняли новости о резолюции Совета с ироническими улыбками.

* * *

Вяйно Таннер тоже считал решение изгнать СССР из Лиги Наций пустым достижением. Его попытки восстановить контакт с Кремлем провалились, и в отчаянии Таннер решил обратиться лично к Молотову, с которым он встречался на переговорах в ноябре. Он записал обращение на русском и транслировал его по радио, призывая своего оппонента возобновить переговоры. В речи Таннер напомнил русскому народу о словах Сталина, которые он видел на транспаранте в Москве: «Советский Союз не желает ни пяди чужой земли, но будет до последней капли крови защищать каждую пядь своей земли».

«Господин Молотов, — смиренно спросил Таннер, — как вы можете объяснить эти принципы и нападение на маленькую миролюбивую Финляндию?»

«Не сомневайтесь, — сказал Молотову Таннер, — народ Финляндии будет драться до последнего. Но несмотря на это, финское правительство — настоящее финское правительство — готово возобновить переговоры и даже согласно на существенные уступки».

Послание Таннера заключало в себе противоречие: если в ноябре Молотов вел переговоры для отвода глаз, как показали широкомасштабные приготовления СССР к присоединению Финляндии, включая эксгумацию Отто Куусинена, то почему нужно ожидать, что он будет вести переговоры честно? (Не говоря о том, что Кремль больше не признавал правительство в Хельсинки?)

* * *

С самого момента внезапного советского нападения 30 ноября и удивительного финского отпора, глаза всего свободного мира — и большей части тоталитарного мира, включая Италию и Японию — были прикованы к региону Балтийского моря. «От Стокгольма до Токио мировая аудитория следит за войной, как будто это теннисный матч», написал Ричард Гилберт в своей книге «Военные корреспонденты».

Одной из причин такого интереса были, разумеется, сам драматичный характер неравного боя и ранее невиданные суровые условия, в которых он шел. Другой причиной было количество, качество и степень заинтересованности журналистов, которые писали о войне. К концу войны в Хельсинки побывали около трехсот журналистов из нескольких десятков стран. Хотя Зимняя война, как ее позже начали называть, в наши дни малоизвестна за пределами Финляндии, в декабре 1939 года это было самым важным событием в мире, по крайней мере какое-то время.

Еще одной немаловажной причиной было то, что Зимняя война случилась в середине полугодового затишья на Европейском театре военных действий. Она началась 27 сентября, когда Польша капитулировала перед Германией и ее новым союзником, Советами, и продлилась до 7 апреля 1940 года, когда немцы вторглись в Норвегию и Данию. Месяцем позже последовал нацистский блицкриг против Нидерландов, Бельгии и Франции, и на Западном фронте начался ад. Другими словами, если использовать терминологию Гилберта, на других «кортах» ничего не происходило, по крайней мере в военном отношении.

Новостей о финской войне по другую сторону Ла-Манша в ту неделю было много, и новостей сенсационных. 11 декабря, в тот же день, что король вернулся из своей поездки во Францию, «Таймс» вышла со статьей о быстро меняющейся финской тактике.

«ВОЙНА В АРКТИЧЕСКОЙ ТЬМЕ ФИННЫ СТРЕЛЯЮТ ПО СВЕТУ ПРОЖЕКТОРА БЕЛЫЕ ЛЕТУЧИЕ МЫШИ НА ЛЫЖАХ» — так была озаглавлена статья.

Интересно, что статью помешанный на оружии корреспондент начал с описания уже ставшего легендой автомата «Суоми».

Солдаты, одетые в белую форму, вооружены скорострельными пистолетами, которые на самом деле являются укороченной версией винтовки типа Браунинга — это финская разновидность Бергмана, с магазином на 25 патронов. Перевозка военного имущества производится на санях в форме колыбели, которые тянут за собой шесть солдат, а двое подталкивают сзади. Тяжелые орудия перевозятся на лыжах шириной 65 сантиметров, и при помощи низкорослых финских лошадей они быстро перемещаются даже в глубоком снегу.

«Война ведется во мгле северной зимы, позволяя себе гиперболу, и солдаты передвигаются во тьме как белые летучие мыши (курсив автора).

В каждом взводе, — продолжал автор с благоговением, — есть два или три прожекториста, как их называют, которые носят на шее мощные прожекторы. Когда обнаруживается противник, прожекторист начинает работу, рассеивая мглу на 500 ярдов вперед. Другие солдаты, спрятанные в тени с фланга освещенной зоны, быстро продвигаются в сторону обескураженного противника, стреляя из пистолетов в упор. Но «прожекторист» обречен на смерть, первые пули предназначены ему, и поэтому быть прожектористом — большая честь. Ее удостоены те, кто продемонстрировал чудеса храбрости».

* * *

Финномания бушевала также и в академических кругах. Многие универсанты могли кричать в поддержку своих спортивных команд, но многие также кричали в поддержку Финляндии той осенью, как записал анонимный историк в Корнуэлльском университете в 1942 году:

«…Прошлой осенью мы видели, как нарастают трения между Россией и маленькой честной Финляндией, и наконец Красная Армия вышла в поход на Хельсинки. Как мы смеялись, когда коммунисты споткнулись о линию Маннергейма, как мы восхищались фотографиями русских солдат, замерзших насмерть, как мы сочувствовали неукротимому духу финнов и ненавидели красных задир!»

В любом случае, Америке было не наплевать на Финляндию и ее войну с красными — хоть и с безопасной, нейтральной дистанции, американцы продолжали выражать свою поддержку еще три месяца. Таковы были нравы мира в то время, и в свободном мире они были такими же. Люди не привыкли к идее о том, что это была война, и наслаждались спектаклем, устроенным финнами и Советами в замерзших болотах далекой Карелии.

* * *

Жители Хельсинки, в свою очередь, уже привыкали к идее, что они были на войне, и какое-то время на ней пробудут, отметила «Нью-Йорк таймс» 13 декабря. «После двенадцати дней войны нормальная жизнь возрождается». Выходят шесть ежедневных газет, ходят трамваи и автобусы, хотя и по урезанному расписанию.