Мой собственный Париж - Элеонора Браун

Да и потом, конечно, был Париж.

В первую неделю в Париже я чувствовала себя хорошо. Но потом понемногу я стала понимать, что была несчастлива там. Здания были прелестными, но из-за архитектурной стандартизации, навязанной городу Бароном Османом, большие районы его выглядели удручающе одинаковыми.

Еда была хорошей. Просто хорошей.

Парижане были не настолько грубы, как я об этом была наслышана, но и особо милыми они тоже не были, тем не менее, Боже милостивый, это те люди, которые знают, как носить шарфы. И везде были толпы народа, толпы.

Музеи были настолько заполнены, что едва удавалось рассмотреть картины. Кафе были настолько полны посетителей, что все в них сидели в тесноте, соприкасаясь локтями с сидящими рядом. Курить в помещениях было запрещено, поэтому все курильщики ели за прелестными столиками на летних площадках, в то время как некурящие толпились внутри.

Он не был ужасным. Он был… просто городом. Париж невероятно популярен в Японии, настолько, что некоторые японские туристы обнаружили у себя психическое расстройство, известное как Парижский синдром. Он проявляется в таких физических симптомах, как головокружение, потливость, а также в психических, включая галлюцинации, паранойю и депрессию. Ooh là là!

Причинами такого расстройства являются сильный культурный шок и переутомление. Но главная причина – это та драматическая разница между идеализированным образом Парижа, представленным в японских медиа, и реальным городом. Эти туристы по вине прочитанных о Париже заметок приезжают, ожидая увидеть полные улицы людей, одетых с ног до головы в Шанель, утонченных и шикарных, известные здания города в отблесках солнечного света. Но что они видят, так это то, что, несмотря на красоту Парижа, у него есть проблемы, как и у любого большого города, в сочетании с французскими особенностями, которые им кажутся неудобными. Парижане, например, выбрасывают в Городе Любви более 350 тонн сигаретных окурков каждый год, если верить газете «Гардиан». Карманники водятся здесь в огромном количестве и уделяют особое внимание туристам, путешествующим группами, ворам это позволяет оставаться незамеченными. Без сомнения, здания прекрасные, но они могут носить следы парижского вездесущего смога – в 2015 году смог был настолько ужасным, что Париж на короткое время удостоился сомнительной части называться городом с самым грязным воздухом в мире.

И люди… что ж, люди, как сказал Эдди Иззард: «Временами, мать его, уж слишком французские».

Париж может буквально свести вас с ума.

Или нет. Может, проблема и не в Парижском синдроме, она в нас и в наших ожиданиях от него. Может быть, Париж тут совсем ни при чем. Может быть, причина во мне.

Фактически я – самый младший ребенок, что по всем правилам должно означать, что я беззаботный и свободный духом человек, я писала об этом в «Странных сестрах». Но мои сестры сильно старше меня, что также означает, что я ощущала себя скорее единственным ребенком. И жизненный опыт также дал мне то, что я любезно именую «проблемы с контролем».

У меня был план – Париж. У меня был список дел, которые я должна была осуществить. У меня были на примете места, которые я собиралась посетить, и люди, которых хотела было увидеть. У меня было представление обо всем, каким оно Должно Быть. И вы сейчас поймете, о чем я.

Наверное, самая большая проблема нашей поездки заключалась в том, что мы взяли с собой неподходящую обувь. У меня с собой было две пары – новые и невозможно дорогие комфортные сандалии, которые я носила только дома, и кроссовки на тонкой подошве, которые я регулярно надевала дома, и мне они казались намного более «естественными», чем тяжелая, но мягкая внутри и более подходящая для долгой ходьбы пара обуви. Я уверена, вы уже понимаете, к чему все это привело. В первый день я надела сандалии и потянула сухожилие на пятке, когда выходила из автобуса напротив Лувра. И с тех пор я их носила редко, потому что они имели тенденцию вызывать эту боль опять. А что касается тех модных кроссовок, ну, скажу просто, что они были первым признаком того, что Парижу нет дела до моих модных предпочтений.

И пока мы были там, курс евро поднялся. За каждый евро давали два доллара, что потрясающе, когда вы европеец, но ужасно, если вы американец, – так что вдобавок к тому факту, что цены там завышены, как и в любом большом городе, они вообще стали астрономические. К сожалению, магазины в Париже устраивали распродажи только два раза в год. К счастью, мы были там во время одного из этих удачных моментов. Увы, цены все еще казались несообразными. Мы шли, хромая, по улицам, наши ноги болели при каждом шаге, а наши взгляды не отлипали от витрин, и мы вздыхали при виде цен на всю эту новую, более роскошную и более удобную обувь.

Что касается еды. Несколько лет мы с моим любимым придерживались диеты, состоящей в основном из мяса, овощей и фруктов. Никаких молочных продуктов или хлеба.

Можете догадаться, как все замечательно у нас обстояло с этим в Париже.

Мы все время были голодными. Мы продержались две недели, прежде чем сдались и начать есть багеты. А потом еще и другое. Мы сорвались и съели почти весь сыр и багеты, которые попадались нам на пути. И на следующее утро мы проснулись со слабостью и головной болью, но, по крайней мере, не такие голодные. Все равно, я потеряла 15 фунтов в той поездке, несмотря на свою тенденцию из-за стресса поглощать сыр бри, а также наличие повсюду лимонной Фанты. Я, наверное, должна написать статью в женский журнал на тему: «Теряйте вес, заедая свои чувства в Париже!

Я упоминала уже, что парижане не показались мне такими уж стереотипно грубыми. Но я также отметила разницу в их и моем настроении.

Я настойчиво жизнерадостный человек, я также люблю утро, так что если вы не любите, то вам лучше избегать меня, пока вы не вольете в себя несколько чашек кофе. Французы, особенно парижане… вообще не такие. Не поймите меня неправильно – они не жалкие снобы, которых показывают в ситкомах. Но я бы их не назвала представителями жизнерадостной нации.

Однажды в поезде какой-то мужчина сел, посмотрел на своего соседа и презрительно фыркнул, прежде чем успел отвернуться, чтобы повесить свое пальто. Я в какой-то степени оценила такую прямоту, незамедлительный жест, демонстрирующий, что вас за человека не считают, и причем прямо в лицо. В конце концов, сколько раз мы укоряли других людей в Интернете: «А слабо это сказать кому-то в лицо?» А этот человек сказал! Мы должны ценить такой бесцеремонный сволочизм.

Мы делаем усилие над собой, чтобы сказать: «Здравствуйте» или «Спасибо». От этого, конечно же, мы чувствуем себя невероятно хорошо, а тот, кому мы это говорим, раздражается. Это здорово: сказать «Привет» водителю автобуса, но если он ничего не скажет в ответ, скорее всего, это потому, что ему бы пришлось говорить «Бонжур» сотни раз за день, и, может быть, ему совсем не хочется делать этого. Когда мы говорим: «Спасибо, сэр», человеку, который одной рукой вызвал лифт на Эйфелевой башне, пока другой листает что-то в смартфоне, в ответ он буркнет что-то типа «Уи», что на французском означает что-то наподобие «Да», но тон этого приблизительно можно перевести как «Я тебя даже не знаю, но я уже от тебя устал». Я склонна принять это как стандартный ответ на «Спасибо».