Собибор. Восстание в лагере смерти - Иван Беркутов

И только Шломо не принял участия в общем пиршестве. Ему уже не хотелось ерничать, выплескивать на окружающих владевшее им отчаяние. В первый раз за эти два дня он снова стал ребенком; в первый раз дал волю слезам.

– Папа был строгим, – сказал он. – Мне хотелось, чтобы он баловал меня, как Ривку, но он все время говорил: «Будь взрослым, Шломо». Папа, я стал взрослым. Но ты меня уже не похвалишь…

Он вытащил из кармана сережки с синими камушками, протянул их Печерскому.

– Возьми их! – сказал. – Когда сбежишь, тебе пригодятся. Поляки жадные, поменяешь их на хлеб.

– А ты, Шломо? – спросил Лео. – Разве ты не бежишь с нами?

– Я не выйду отсюда, покуда не убью их всех, – ответил парень.

– Ты будешь жить, сынок, – сказал Печерский.

Встал, подошел к другому верстаку. Выбрал лежавшую там железную полоску и начал точить. Летели искры, визжал металл. Козин перестал петь – пластинка кончилась. Но Аркадий встал, поставил иглу в начало, и Козин снова запел о верности и дружбе.

Лейтенант закончил точить и протянул Шломо полотно самодельного ножа.

– Вот, держи, – сказал он. – Осталось только ручку сделать. Сделай ему хорошую ручку, Шломо, удобную – чтобы нож хорошо лежал в руке. Мы убьем их всех! А ты будешь жить.

Шломо взял заточку, взглянул на нее. Потом перевел глаза на Печерского. Сказал:

– Теперь ты мой отец…

Казалось бы, это была простая мысль – чтобы совершить массовый побег, нужно поднять восстание и расправиться с лагерной охраной. Почему же этот очевидный способ сразу не пришел в голову лейтенанту Печерскому? И почему до этого раньше не додумался никто из заключенных? Потому что, несмотря на малое число эсэсовцев по сравнению с заключенными, они оставались гораздо сильнее. Они были вооружены, обучены, они привыкли воевать и убивать. И они были организованы, спаяны армейским порядком, дисциплиной. Это были солдаты армии, прошедшей с победой через всю Европу. А толпы заключенных говорили на разных языках; они были сильно разобщены.

Надо было учесть и тот факт, что многие евреи не призывались на военную службу, не брали в руки оружие. Трудно было представить себе еврея с оружием в руках. И даже когда еврейское население Польши, Белоруссии, Украины стали сгонять в гетто, большая часть еврейской верхушки не готова была призвать соотечественников к сопротивлению. Некоторые даже послушно сотрудничали с оккупантами, подчинялись им. Во всех гетто были организованы «юденраты» – руководящие органы, которые осуществляли самоуправление жизнью гетто, поддерживали порядок. И нередко эти юденраты были не вместе с рядовыми жителями против нацистов, а вместе с нацистами против массы еврейского населения. Трудно было обозначить предел, до которого готовы были дойти члены юденратов в своем сотрудничестве с нацистами. Например, глава юденрата Лодзинского гетто Хаим Румковский призывал обитателей гетто добровольно отдать для уничтожения своих детей – якобы этой ценой можно было спасти остальное население гетто. А еврейская полиция под руководством юденратов помогала немцам сгонять людей для отправки в лагеря смерти.

Печерский не мог отдать своим товарищам приказ готовиться к восстанию, потому что они не готовы были такой приказ выполнить. До 1943 года примеры, когда евреи оказывали сопротивление нацистам, были единичны. Перелом наступил лишь в январе 1943 года, когда начались выступления в Варшавском гетто.

18 января еврейские повстанцы сумели сорвать организованную немцами депортацию жителей гетто в лагерь смерти Треблинка. После этого в гетто были созданы подпольные группы, которые начали готовиться к вооруженной борьбе с немцами. Польские патриоты передали бойцам гетто несколько пулеметов и автоматов, десятки винтовок, сотни пистолетов. Инструкторы Армии Крайовой учили бойцов гетто изготовлять бутылки с зажигательной смесью, мины, гранаты.

19 апреля немцы решили полностью ликвидировать гетто в Варшаве. Но когда войска под командованием генерала СС Юргена Штропа попытались войти на территорию гетто, их встретил плотный огонь. Два дня немцы не могли продвинуться ни на шаг. Но затем превосходство в вооружении и военной выучке дало себя знать. Немцы стали захватывать квартал за кварталом, уничтожая его защитников. Затем они перешли к тактике подрыва и поджога домов.

И здесь проявилось двойственное отношение поляков к евреям и их сопротивлению. Польская интеллигенция в большинстве помогала бойцам гетто, офицеры Армии Крайовой показали им подземные ходы, по которым можно было уйти из гетто. При этом варшавские обыватели зачастую просто глазели на горящие дома, на людей, которые выбрасывались из окон, чтобы спастись от огня. А иногда специально указывали немцам, где евреи пытались перебраться через стену гетто и бежать.

Восстание продолжалось до 16 мая 1943 года. Но и после завершения войсковой операции по подавлению восстания то тут, то там евреи совершали нападения на немецкие патрули.

Несомненно, евреи, находившиеся в Собиборе, знали о Варшавском восстании. Но они знали и о потерях среди восставших. А они были огромны. В ходе подавления восстания было убито свыше 7 тысяч его участников, еще 5–6 тысяч сгорели заживо, когда немцы сжигали квартал за кварталом. В то же время потери среди оккупантов были довольно малы. Генерал Штроп в своем отчете указал, что его войска потеряли всего 16 человек убитыми и 93 ранеными. Правда, в этом отчете не было указано число убитых восставшими еврейских полицейских, которые были пособниками нацистов.

Вот почему заключенные из группы Лео так неохотно пошли на сотрудничество с Печерским и его товарищами. Лишь постепенно они пришли к мысли, что лучше погибнуть с оружием в руках, чем ждать гибели в «душевой».

…В тот день в Собибор прибыл очередной товарный эшелон. Группы заключенных выстроили на перроне – встречать прибывающих, выгружать вещи, вытаскивать умерших в пути. И вот состав остановился, охрана открыла двери вагонов… и по рядам выстроенных на перроне заключенных пронесся стон. Вагоны были полны мертвыми телами. Здесь вообще не было живых! Только трупы!

Капо, орудуя бичами, накинулись на заключенных, заставляя их вытаскивать убитых из вагонов и грузить их на телеги. Началась разгрузка эшелона. Вот отъехала в сторону крематория первая телега, вторая…

Калимали вынес из вагона тело красивой женщины, уложил на телегу. Снова забрался в вагон, подхватил молодого парня… И вдруг «труп» у него в руках ожил. Парень открыл глаза и возбужденно заговорил. Однако горский еврей не мог понять ни слова: оживший покойник говорил на идиш.

– Annemen aundz, bruder! – восклицал парень.

Калимали беспомощно обернулся, заметил Лео, подозвал его. Лео поспешил к ним, и не зря – парень, как видно, был сильно истощен. Он говорил все тише, и стоять уже не мог – присел тут же, на перроне. Подбежавший Лео вслушивался в его тихое бормотание. А Калимали тем временем достал фляжку с водой, протянул выжившему. Тот взял фляжку…