Падение Элизабет Франкенштейн - Кирстен Уайт

– Добраться через ребра до сердца, пока оно не остановилось, будет сложнее, – Он тяжело дышал от напряжения. – Беги в дом и принеси нож побольше. Быстрее!

И я побежала. Я не успела: сердце остановилось прежде, чем я вернулась. Лицо Виктора скривилось от раздражения и разочарования, когда я протянула ему длинный зазубренный нож, за потерю которого предстояло ответить повару.

Он взял у меня нож и принялся трудиться над неподвижной грудной клеткой. Я снова отвернулась и уставилась на багряные листья, дрожащие у нас над головой. Один листок оторвался, и я проследила взглядом, как он неспешно приземлился в темно-красную лужу у меня под ногами.

Я не видела ничего. Но слышала все. Как нож разрывает кожу. Как лезвие упирается в кость. Как хлюпают, вываливаясь на землю, нежные потроха, которые поддерживали в олене жизнь.

Виктор узнал, как кровь движется по живому существу, а я узнала, как лучше всего очищать руки и одежду от крови, чтобы его родители не узнали, какой оборот приняли наши штудии.

Ночью, когда я пробралась в комнату Виктора, он рисовал еще живого оленя со снятой шкурой, под которой он в подробностях изобразил все внутренности. Он подвинулся в постели, чтобы я могла устроиться рядом. В голове у меня продолжали звучать стоны оленя. Впервые за все время Виктор заснул раньше меня, и лицо его выражало полную безмятежность.

Та зима выдалась холодной и долгой. Сугробы доходили до окон первого этажа, отрезая нас от внешнего мира. И пока родители Виктора занимались делами, которыми занимались всегда, когда были не с нами, – нас они совершенно не интересовали, – мы играли в игры, которые мог изобрести только Виктор. Олень вдохновил его. И мы играли.

Я лежала не шевелясь и притворялась трупом, а он изучал меня. Его чуткие, ловкие руки ощупывали каждую кость и каждое сухожилие, каждую мышцу и вену, из которых состоит человек.

– Но где же Элизабет? – спрашивал он, прижимаясь ухом к моей груди. – Какая часть тела делает тебя тобой?

Ответа у меня не было. Как и у него.

Стальной скальпель в руке вселял в меня некоторую уверенность. Хотя ничто в этой комнате мне не угрожало, я не могла побороть ощущение опасности. Ощущение, что мне нужно бежать.

– Пошла вон! – Я притопнула, прогоняя птицу. Та покосилась на меня мрачным желтым глазом и разинула острый костистый клюв. – Убирайся!

Я подбежала к птице и вспугнула ее. Она метнулась мимо меня и исчезла в темном отверстии в стене, которого я не заметила раньше. Я провела по нему пальцами и нашла начало желоба, который шел вдоль здания к реке. Желоб был большой: я легко могла бы забраться внутрь. Очевидно, его использовали, чтобы избавляться от отходов. Но он был такой большой! Что же было в этом здании до того, как в нем поселился Виктор?

С замирающим сердцем я посмотрела на ящик, который так манил проклятую птицу. Ящик был сделан из дерева и пропитан густой черной смолой. Грубый, но эффективный способ защитить содержимое от воды.

Я попыталась откинуть крышку, но она не поддавалась. Я нагнулась и увидела тяжелый навесной замок. Дрожащими пальцами я вынула ключ, который нашла под Виктором.

Я отчаянно надеялась, что ключ не подойдет.

Ключ подошел.

Он повернулся с приятным щелчком, и замок раскрылся. Я сняла его, откинула защелку и потянула длинную крышку вверх.

Запах ударил с такой силой, что я потеряла равновесие. Я упала на спину, распоров ладонь об осколок стекла. Скальпель выпал у меня из руки и заскользил по грязному полу. Я отвернулась, и меня стошнило; спазмы поднимались от желудка и сотрясали все тело, побуждая меня отползти как можно дальше.

Кашляя, я нащупала носовой платок и, вместо того, чтобы перевязать руку, прижала его к лицу. Я встала – колени дрожали так, что я едва не упала снова, – и посмотрела вниз.

Внутри были… части.

Куски и ошметки – словно оставшиеся после шитья лоскуты ткани, которые за ненадобностью свалили в кучу до того дня, когда они могут понадобиться. Они были относительно свежими, лишь начавшими разлагаться. Кости и мышцы, мосол такой длины, что я не могла даже предположить, какому животному он принадлежал. Копыто. Несколько хрупких косточек – головоломка, которую нужно собрать. Некоторые фрагменты тел были соединены грубыми стежками.

Приколотый к крышке кусок пергамента шевельнулся от потока ветра из окна на крыше. На пергаменте перечислялись типы костей, типы мышц, недостающие части. Название лавки мясника. Мертвецкой. Кладбища.

В ящике было сырье.

– О, Виктор, – всхлипнула я.

Я сорвала листок и засунула его в сумочку. Опустив голову пониже, я разглядела в дальнем углу какой-то квадратный, определенно рукотворный предмет, завернутый в промасленную бумагу. Я осторожно потянулась к нему; к горлу подкатила тошнота, когда я задела рукой что-то мягкое и холодное. Отбросив брезгливость, я сунула руку вглубь ящика и схватила странный предмет. Я вытащила его и захлопнула крышку.

Это была книга. Почему-то она пугала меня гораздо больше, чем все, что было в этой комнате. Я отошла от омерзительного ящика подальше и открыла потрепанную кожаную обложку дневника Виктора.

Почерк был мне знаком, как мой собственный: мелкие буквы наползали друг на друга, словно Виктор опасался, что ему не хватит места, чтобы записать свои мысли. Дневник пестрил датами, заметками, анатомическими рисунками. Сначала это были зарисовки животных и людей. А потом… ни то, ни другое. Я пробежала дневник затуманенными от слез глазами. С каждой страницей буквы прыгали все сильнее.

На последней странице был изображен мужчина. Нет, не просто мужчина. Пропорции были искажены, масштаб огромен. Слова под рисунком были нацарапаны с такой силой, что продавили бумагу: «Я ОДОЛЕЮ СМЕРТЬ».

Я захлопнула дневник и бросила его на пол. Не чувствуя ног, я вернулась к лестнице и, закрыв люк, начала спускаться на первый этаж. Одна моя рука все еще болела после прикосновения к металлическому столу, вторая была порезана. Я оступилась и, пролетев последние несколько ступеней, упала на пол. Едва я успела подняться на ноги, как в дверь настойчиво забарабанили.

Я открыла.

– Простите! – выдохнула я. Перед дверью ждали Жюстина, Мэри и пожилой джентльмен. – Меня пугает этот квартал. Я не хотела, чтобы кто-нибудь сюда вошел.

– Элизабет!

Взгляд Жюстины скользнул от моей окровавленной руки к лицу, на котором, вне всяких сомнений, застыло дикое выражение.

Я заставила себя улыбнуться.

– Я поскользнулась, когда пыталась прибраться. Пойдемте, нужно унести отсюда Виктора.

Я повела их в комнату, понадеявшись, что они не станут задавать лишних вопросов. К счастью, тяжесть состояния Виктора не вызывала сомнений, а потому ничто другое их не заинтересовало. Мэри, прищурившись, окинула комнату взглядом, но помогла поднять Виктора с постели.