Запретные практики - Ирина Мясникова

– Ну вдруг тебе так курить захочется, что ты решишь со мной расстаться, чтоб по жадности своей мне деньги не отдавать?

– Дурак какой! Ты же меня знаешь. Я за свои слова отвечаю, – обиделась Панкратьева, даже губы надула.

– Вот и обещай. – Обещаю.

– Отлично, теперь давай бросай.

– Один момент! – Панкратьева достала из сумки сигареты. Надо же, как интересно. В пачке будто специально осталась только одна сигарета.

Панкратьева подошла к окну, приоткрыла форточку, щелкнула зажигалкой, прикурила и с чувством затянулась.

– Издеваешься, что ли? – раздался из кровати голос Зотова.

– Нет, я просто курю свою последнюю сигарету. – Панкратьева попыталась изобразить героя Бельмондо, встала в третью позицию и широко-широко улыбнулась. – Если бы ты когда-нибудь курил, ты бы меня понял.

Пять тысяч долларов с угрозой возврата их в двойном размере, действительно, оказались очень серьезным аргументом. И все последующие дни, как только Панкратьевой нестерпимо хотелось курить, она представляла эти уплывающие от нее такие замечательные деньги и тотчас брала себя в руки. Однако курить хотелось постоянно. От этого желания у Панкратьевой текли слюни, и сводило скулы. Кроме того, постоянно хотелось есть. И не просто есть, а жрать, жрать и жрать все подряд. Анна Сергеевна никогда не задумывалась над тем, что стройностью своей фигуры она, возможно, обязана столь вредным для здоровья сигаретам. О завтраке из одного только кофе теперь можно было смело забыть. Ночью ей снилось, что она курит, а сидя у себя в кабинете она не раз ловила себя на том, что засовывает ручку в рот, держа ее как сигарету. Ко всему прочему Панкратьеву стали сильно раздражать окружающие люди. Видимо, измененное восприятие реальности отступало от Анны Сергеевны, а реальность новая ничем неискаженная ей совершенно не нравилась.

Большой черный внедорожник уже практически преследовал Панкратьеву постоянно. Она часто видела его в зеркале заднего вида, и, можно сказать, к этому привыкла. Единственное, что смущало, так это то, что она никак не могла уловить марку этого автомобиля. То ли «тахо», то ли «навигатор», то ли «крузак», а может быть и вовсе «рэндж ровер» или «геленваген». Только и ясно было, что большой и черный. Панкратьева попыталась рассказать о таинственном внедорожнике Алику Зотову, но тот отмахнулся, сказав, что у нее глюки и мания преследования.

Зотов после инцидента с применением против него секретного оружия оклемался довольно быстро. Провалялся все выходные в кровати, причем на второй день Панкратьева уже заподозрила, что он симулирует слабость, так как ему очень понравились все ее ухаживания и даже уколы.

Коллективу же родной фирмы бросившая курить Панкратьева откровенно не приглянулась. Дубов улетел в командировку на целую неделю, однако трудовому коллективу не удалось расслабиться и спокойно поработать пока он в отъезде, пришлось терпеть раздраженную начальницу. В вернувшейся к ней неискаженной курением реальности Панкратьева с лихвой восполнила сотрудникам отсутствие Дубова. Она и кричала, и материлась, и топала ногами, и стучала кулаком по столу, и даже дублировала все свои указания со всех сторон ни капельки не хуже, чем это делал сам Дубов.

Коллектив дружно взвыл и отправил к Панкратьевой отважного парламентёра с предложением снова начать курить. Парламентёр был с позором выставлен из кабинета. Однако после этого Панкратьева сама пришла в курилку и принесла всем присутствующим там свои глубочайшие извинения. С вожделением понюхала запах сигаретного дыма и поделилась с заядлыми курильщиками своей проблемой с возвратом десяти тысяч долларов, после чего была с завистью и сочувствием прощена.

Необходимо было поехать к Арсению и рассказать ему о новых последствиях применения золотистых шаров, но раздражение вызывала даже сама мысль о волшебнике.

«Никакой он не волшебник, – думала нервная раздражённая Панкратьева, – а самый настоящий злобный колдун. Небось специально подкинул мне секретное оружие, чтоб я привыкла к нему как курению и потом без него обходиться никак не могла».

От этих мыслей ей всё же становилось стыдно, кроме того Панкратьева в глубине души очень надеялась, что Арсений по обыкновению помашет вокруг нее руками, и все неприятные моменты от бросания курить сойдут на нет. Поэтому к концу недели она взяла себя в руки, позвонила Арсению и настояла на своем визите к нему. При этом она, конечно, отметила, что в отличие от прошлого раза, Арсению явно не очень-то хотелось ее видеть.

Нет, Панкратьевой решительно гораздо больше нравилась ее прежняя реальность, измененная курением. Там люди в большинстве своем были милые и приятные, а в реальной реальности Панкратьеву все больше окружали вредные непроходимые дураки и тупицы. Ничем не лучше этих дураков и тупиц в новой реальности оказалась и сама Панкратьева. Вон, даже на Федьку наорала за то, что тот носки раскидал по всей квартире. Как будто он раньше этого не делал?! Остановилась только тогда, когда увидела на глазах у сына закипающие слезы. Так тут же кинулась его целовать. То есть и сама стала какой-то ненормальной, психически неуравновешенной истеричкой.

Вот в таком вот дурацком нервическом состоянии Панкратьева и приехала к Арсению.

– Анна Сергеевна! Что с вами? – По лицу открывшего ей дверь волшебника было видно, что он испуган не на шутку.

– Ничего особенного! Курить бросаю, – гавкнула ему в ответ Панкратьева.

Арсений явно растерялся. Панкратьева смилостивилась и рассказала Арсению про уговор с Аликом Зотовым.

– А! Ну, тогда понятно. Эк вас, матушка, расколбасило-то. Пойдемте, я вам сейчас облегчу ситуацию.

Хмурая Панкратьева решительным шагом направилась в комнату и уселась на операционный стул. Арсений долго плескал водой в ванной, потом пришел и начал уже привычно размахивать вокруг Панкратьевой руками. Анна Сергеевна даже хотела было съязвить что-нибудь этакое по поводу того, что сколько руками не маши, а взлететь всё равно не получится, но вдруг почувствовала тепло по всему телу и необычайную легкость внутри.

«Слава Богу, не ляпнула ничего. А то бы обидела хорошего человека на ровном месте», – подумала она.

Арсений еще немного поразмахивал руками и опять отправился в ванну. Панкратьева заметила, что у него совершенно бледное лицо, всё в капельках пота. Однако, когда, вволю наплескавшись водой, он, наконец, вернулся в комнату, то уже был вполне розовощек и улыбался Панкратьевой своей замечательной волшебной улыбкой.

– Да и не говорите, Анна Сергеевна! Сколько руками не маши, никак не взлетишь! – сказал он, хитро глядя на Панкратьеву.

Панкратьевой сначала стало не по себе, а потом она расхохоталась.

– Ладно вам, Арсений, женщину пугать! Лучше расскажите, что это со мной такое происходит?

– Нет уж, лучше вы расскажите, чего вы еще отчебучили, потому что вы настолько опустошенная, что одним бросанием курить ваше состояние объяснить невозможно. Не иначе вы и на людей теперь бросаетесь? Энергию отвампирить пытаетесь? Точно так же, как на вас раньше посторонние в магазине бросались.