Метро 2033. Дворец для рабов - Светлана Алексеевна Кузнецова

Тим тогда и сам едва удержался, чуть не вскинул автомат, услышав обвинение в педофилии, и неожиданно для себя самого пошутил: «Не же ж мать, а еж мать».

«О! Точно! – поддержал его Данька. – Еж мать, самая настоящая!»

Визгу было много, зато удалось как-то разрядить обстановку. Рядом начали притормаживать невольные свидетели перебранки и злословить.

«Да какая ты мать? – выкрикнул кто-то. – Нормальная не рожала бы. Лучшего она хочет, оглянулась бы по сторонам! Хабалка!»

«Нормальные давно в Ганзу подались», – согласилась другая, одетая немного лучше остальных.

Тетка переключилась на них, и друзьям удалось уйти на другую сторону станции. Тогда и подсели к этому костру, тем более находились возле него не только маяковцы, но и челноки, многое знающие о метрополитене и бороздящие его из конца в конец.

Они и поведали… всякое. Про фашистскую погань, расположившуюся на соседней строенной станции – Тим не поверил бы в возможность подобного, если бы сам не увидел прохаживавшегося по платформе офицера. Выглядел ублюдок откормленным и лоснящимся в сравнении с прочими жителями «Маяковской», самодовольным настолько, что его немедленно захотелось пристрелить или избить до кровавых соплей. О сверкающем «граде на холме» – Полисе, который в отличие от мифического «Изумрудного города» не являлся красивой сказкой, а располагался совсем рядом. Вот только путь к нему вел через проклятый Рейх.

Еще существовало Содружество кольцевых линий или – с легкой руки кого-то, знавшего историю, – Ганза. Оно располагалось совсем рядом, гранича с «Маяковской», но Тим не рвался туда по одной простой причине: от того, кто жирует, когда в двух шагах творится подобное, точно не стоит ждать ничего хорошего.

– Да я так… просто, – заметил мужичок. – Больно не похожи вы на местных. Даже при том, что сталкеры.

Тим вновь вынужденно толкнул Даньку, едва не ляпнувшего: «А это-то кто?»

– Да чтоб тебя, – ругнулся тот, расплескав чай.

Женька оказался прав: в метрополитене царила сплошная междоусобица. Причем станции не только заключали союзы, торговали, но и воевали между собой, движимые некими идеологическими причинами, а не простым желанием выжить. Ладно бы, шла банальная битва за ресурсы – с подобным еще можно было бы примириться, но уничтожать друг друга из-за идей ушедшего двадцатого столетия, уже однажды собравших кровавую жатву?.. Тим отказывался понимать подобное наотрез.

– Ничего-ничего, – успокоил мужик, подливая кипяток из закопченного и погнутого в нескольких местах чайника в помятую кружку Даньки, купленную в единственном торговом киоске «Маяковской», расположенном в центре зала.

Жаль, никто в поселке не подумал, что, кроме сухпайка и фляг, им может понадобиться хотя бы посуда. Да и по поводу одежды стоило решать: и в костюме радиационной защиты, и в армейских комбинезонах они, казалось, слишком отличались от местных жителей. Следовало прикупить всякого барахла, благо патроны имелись, но, конечно, не здесь.

– А скажи-ка, дядя, – стараясь выглядеть как можно беспечнее, даже простецки, сказал Тим, – где здесь ближайший базар?

– Который рынок? – хитро сощурился тот. – Иди на «Проспект Мира», не ошибешься. Тут всего-то один перегон до Кольца. У тебя документы наверняка в порядке и визы проставлены, – с усмешкой предположил он. – Ваш брат-сталкер – мужик крутой. А если хочешь, дуй напрямки. Ты, наверное, город наверху как свои пять пальцев знаешь.

Ох и не понравились Тиму его слова. Он покосился на стоявших у входа в тоннель, ведущий на станцию «Белорусская», дюжих бойцов в сером камуфляже, вооруженных модернизированными автоматами с короткими прикладами, и предпочел промолчать. На бойцов им указали как на типичных ганзейцев и посоветовали напроситься идти вместе с ними. Только Тиму эта идея не понравилась.

Возможно, им действительно стоило бы двигаться по поверхности, жаль, карты Москвы не имелось. Впрочем, удача могла улыбнуться им снова, но вот твари, поселившиеся в пустых домах, представляли немалую угрозу. Судя по рассказам, они были отнюдь не тупыми волкодлаками, а хитрыми и умными стайными хищниками. В небесах кружили самые настоящие драконы из старинных легенд или, если прозаичнее, мутировавшие из голубей и ворон. Из столичных парков и скверов тянули узловатые сучья черные кряжистые деревья. Ходили слухи, будто ясными ночами, когда над городом встает полная луна, они способны перемещаться и хватать зазевавшихся мутантов и людей.

В Москве обитало немереное количество разных видов, и радиационный фон был гораздо выше, чем в местах, откуда пришли Тим и Данька. Парни-то могли выходить из бункера не только ночью, но и в дневные часы, когда было пасмурно, да и костюмы надевали, большей частью следуя поговорке: береженого бог бережет. Опять же, травы на болоте собирали. Попробовал бы хоть кто-то таскать съестное из города наверху.

– Еще как тащат, – заметил челнок, сидящий возле Тима, и тот вздрогнул.

«Я разве задал вопрос вслух? – кольнула неприятная мысль. – Дядька рассказывал о химии, развязывающей языки. Возможно, некто из этих людей подмешал ее в чай?..»

– Так радиация же, – сказал Данька, и Тим понял, что спрашивал отнюдь не он, просто «мысли у дураков совпадают».

– Да ну, – челнок беспечно махнул рукой. – Счетчик не зашкаливает, и хорошо. В том же Битцевском лесопарке всякие корешки собирают с травками. Грибы подземные, опять же, произрастают там, где и до всей этой катавасии собирать еду не стоило бы. Город наверху не один век стоял, а когда промышленностью обзавелся, так и вовсе отравил все вокруг, и вглубь в том числе.

– Не знал, – признался Тим.

– Или ты думаешь, крыски, которых в пищу употребляем, не жрут без разбору все, что находят? А свиней грибами кормят – теми самыми, которые вряд ли в чистом черноземе произрастают. Ну, и коренья – я о них уже упоминал. От некоторых глюки в голове прям аховые. Или вот… есть такие грибы…

– Оттого и дети у вас – сплошь альбиносы, – буркнул Тим, которому совсем уж не понравилось, в какую сторону вильнул разговор.

– А у вас разве нет? – прищурился челнок.

– У нас на станции меньше, – поспешил выручить их обоих из беды Данька.

– А… – усмехнулся маяковец, сидящий напротив и тщательно прислушивавшийся к беседе. Временами он вставлял слово-два, но предпочитал не обращать на себя внимания. – Просто не добралось до вас еще. Станция глубокого залегания? Вы откуда родом, пацаны?

Ничего придумать Тим не успел.

– С окраины, – расплывчато ответил Данька. – Очень далекой.

– А к нам какими судьбами?

– Да как обычно: на других посмотреть, себя показать.

– А… ну, дело хорошее. – Челнок обвел взглядом станцию и раскинул руки, словно хотел заключить ее всю в объятия: – Смотри! Не обляпайся только, гы… – И громко, икая и подхрюкивая, захохотал.

– Эй… – Резкое движение на краю поля зрения привлекло внимание. Тим обернулся. На границе тени и пляшущего света костра стояла худая и бледная девчонка в застиранном сером платье, кое-где истершемся до дыр.