Орешек для трёх Золушек - Наталия Миронина

– Здесь очень хорошо, – вздохнула Вяземская.

– Как на побережье Балтийского моря, – подтвердила Кнор.

– Ну, я думаю, что… – собралась сказать Лопахина, но в это время в калитку вошла молодая женщина. Она была худенькая, с короткой стрижкой, одета в белые брюки и футболку.

– У нас гости? – задорно прокричала она.

Лопахина, Вяземская и Кнор оглянулись и цепким женским глазом сразу определили, что это не та женщина, которая полчаса назад, сбегая отсюда, перелезала через забор. Та была полной блондинкой в цветастом платье. И даже если платье можно сменить на брюки, то превратиться из полной блондинки в худую брюнетку не под силу никому.

– Гости, – растерянно ответила Вяземская, – мы по поводу аренды.

– Здорово! Миша, что же ты стоишь?! Показывай дом! Будем рады, если станем соседями.

Эта женщина казалась очень приятной, безмятежной и бесхитростной. Лопахина помедлила, потом внимательно посмотрела в лицо хозяина, усмехнулась и произнесла:

– Это прекрасный дом. Сразу видно, что у вас есть вкус. – Зинаида Алексеевна обращалась исключительно к женщине. – Но, увы, он нам не подходит. У нас троих аллергия на некоторые вещи.

– Жаль, – растерялась женщина и даже не спросила, на что же аллергия у этих дам.

– Нам тоже. Поверьте. Нам тоже очень жаль, – отозвалась Кнор.

– Извините, – опять пролепетала Вяземская.

– Дом и место отличные, – вздохнула Софья Леопольдовна.

Они мчались в сторону Москвы. День прошел быстро и не принес никакого результата. Переезжать им пока было некуда.

– Девочки, может, мы поторопились?! Может, плюнуть надо на это все? – робко произнесла Вяземская, но тут же добавила: – Хотя… так неловко!

– Слушай, ну противно же! – поморщилась Софья Леопольдовна. – Мы поступили совершенно правильно. Этот важный и самоуверенный козел на наших глазах будет таскать любовниц в дом, а мы, наблюдая такое, станем смотреть в глаза его жене? Вот же зараза! Не постеснялся привести бабу в свой дом! И жена ведь отлучилась ненадолго, и он знал, что мы должны приехать.

– А та кошка драная тоже хороша, по заборам прыгать! – поддержала ее Лопахина.

– Просто ужасно, – промолвила Вяземская, а перед глазами у нее стоял Юрий Петрович, который вряд ли так поступит. Во-первых, ему некогда – у него хлопот много с хозяйством, во-вторых, он человек основательный, ему серьезное чувство нужно.

Большую часть дороги подруги проехали в молчании. Каждая думала о несправедливости, которую таит в себе семейная жизнь. Увиденное только что оставило в их душах очень неприятный осадок – за таким красивым фасадом оказались совсем некрасивые тайны, вызывающие чувство неловкости и стыда.

Пока машина подруг медленно, преодолевая пробки, тащилась к Москве, большой внедорожник Никиты Звягинцева мчался во весь опор из Старой Рузы в ту же сторону. Никита Звягинцев знал, что ближе к столице он все равно встанет в тянущую жилы пробку, а потому сейчас спешил, стараясь обеспечить себе запас времени. Никита прожил в этих местах почти с рождения, а потому знал все объездные дороги, все лесные тропинки, все тайные пути. Никита Звягинцев спешил, но все равно получал удовольствие от дороги – машина была резвая, сильная, любовно собранная его руками. Никита хотел попасть в Москву засветло, а потому петлял, срезал, объезжал попутчиков, сам себе напоминая героя боевика, заметающего следы. Но как только дорога пошла лесом, он вдруг успокоился, ему показалось, что даже его душа вдруг «притормозила», перестала метаться, суетиться, рваться куда-то. Вокруг стоял настоящий сосновый бор, каких здесь было много. Под ногами, вернее, под колесами, стелился песок, серо-желтый, пересыпанный сухими иголками. Мелкие шишки камешками лежали вдоль дороги. И погода стояла такая, которую он любил больше всего и называл «морской»: свежий ветер, прохладный из-за близости леса, жаркое солнце и облака на синем небе, белые, высокие, похожие на снег. «Хорошо как!» – подумал Никита. Он давно уже миновал и условную городскую черту в виде полувысохшего русла реки, и жилые дома, и редкие предприятия. Впереди была дорога, уходящая вниз и потом вновь поднимающая горизонт. Никита приоткрыл окно, впустил в машину прохладу. В дороге ему предстояло быть недолго, но все равно хотелось насладиться этим летним днем.

Но вот он миновал дачные участки и деревни, куда горожане ездили за огурцами, потом пошли леса, темные, еловые, без прогалин, стоящие одной сплошной стеной. Дорога стала сумрачной, Руза и дом отдалялись, и все заботы потихоньку покидали Никиту. Нет, он не отмахнулся от них, просто на расстоянии они превратились во что-то плоское, словно декорации. Подчиняясь дорожному ритму, Никита теперь плавно перебирал в голове все то, о чем некогда было подумать в будни, что пряталось в закоулках памяти и души, на что вообще не хватало времени.

Никита жил в Старой Рузе и там же работал. Работы у него всегда было много. В этом по большей части была виновата часть дороги, которая вела из Старой Рузы в Новую. После строительства внушительного агрокомплекса именно в этом месте появилось особенно много глубоких ям и участков раскрошенного асфальта.

– Нет, я в принципе доволен. У меня очередь стоит, но, черт их дери, такой городок красивый, а подъездные пути – говно! – любил возмущаться Никита, оформляя в ремонт очередную машину путешественников, угодивших в яму. Его автосервис выполнял все виды работ, включая самые сложные. Слухи об этом распространились далеко за пределы городка, и теперь к Никите приезжали из Дорохова, из Бородина, из Тучкова. Иногда с проблемами, нередко посоветоваться, договориться о ремонте, а порой просто поболтать. Никита Звягинцев был человеком разносторонне образованным. Конечно, большая часть его клиентов была из числа проезжающих. Путешественники, деловые люди, просто случайно оказавшиеся здесь про себя кляли тот час, когда они решили сократить путь. Дорогу эту уже пару раз латали, но спустя рукава, «на живую нитку». Впрочем, где-то через час после беседы с Никитой пострадавшие смягчались. Хозяин сервиса вел себя очень вежливо, у него были честные голубые глаза, он, не пугая, подробно объяснял, что произошло с машиной, и тут же предлагал разные варианты ремонта. Это подкупало. Попавшим в передрягу оставалось прикинуть, на сколько они здесь застряли, и спланировать программу пеших прогулок по Рузе и ее окрестностям на то время, пока машина будет у Никиты. Как только автовладелец сокрушенно вздыхал и задавал вопрос: «Ну а что тут можно посмотреть?» – Никита огорошивал ответом:

– Если хотите, я вам наши места покажу! Только о времени договоримся, а потом можно будет у нас перекусить. Мы вам наши местные лакомства приготовим.

Все обязательно шумно удивлялись и соглашались. Они удивлялись, потому как не знали, что Никита Звягинцев по образованию был историком. И что когда-то он водил экскурсии и по московским улицам, и по Звенигородскому городищу, и по Старой Рузе. И вообще, Никита знал о Подмосковье и столичном Кремле больше, чем те самые девушки и юноши, которые водят и возят стаи экскурсантов с утра до ночи. У них, у штатных сотрудников, все слова уже «отполированы», а потому потеряли вкус и запах. Никита же это делал с удовольствием человека, который ради азарта и памяти возвращается к любимому когда-то занятию.