Записки из Третьего рейха. Жизнь накануне войны глазами обычных туристов - Джулия Бойд

В страну стало приезжать меньше туристов. Летом 1930 г. количество зарубежных гостей снизилось на 30 процентов. Кризис охватил всю Европу, но немцы считали, что пострадали больше остальных, поскольку вынуждены были платить репарации. Туристическая отрасль столкнулась с новой проблемой: увеличилось число частных автомобилей, поэтому путешественники проводили теперь всего несколько часов в тех местах, где раньше останавливались на неделю.

Стал развиваться организованный туризм. С одной стороны, новые шарабаны (от французского char à bancs – «повозка с деревянными скамьями») позволили большему количеству людей посетить Германию. С другой стороны, такие туристы тратили в стране гораздо меньше денег, чем те, кто отправлялся в самостоятельное путешествие.

Южная Германия с ее многочисленными достопримечательностями, такими как театрально-концертный зал Фестшпильхаус в Байройте и баварская деревня Обераммергау, в которой уже много веков ставили грандиозный спектакль «Страсти Христовы», пострадала меньше северной части страны. В британской газете «Observer» писали о южных краях: «В гостиницах, стены которых окрашены в яркие цвета, вас гарантированно ожидают прекрасная еда и доброжелательное отношение. Цены в них очень умеренные». А вот «так называемые «отели выходных дней» в районе Берлина, по мнению журналистов, «не смогли оправиться от неприятных последствий влияния разбогатевших спекулянтов в период сильной инфляции»[208].

Хотя поток иностранных туристов в начале 1930-х гг. уменьшился, в Германию все так же приезжали бизнесмены, ученые, интеллектуалы и просто эксцентричные личности, привлеченные культурной жизнью страны и достижениями немцев в области инноваций. Кесслер писал в своем дневнике: «В 4 часа прибыл Эрик Гилл[209] и тут же привлек к себе внимание своим экстравагантным гардеробом: гетрами до колен, черной курткой с капюшоном и кричаще ярким шарфом»[210].

Британские посольство в Германии принимало очень много посетителей. Одних встречали с бо́льшим радушием, других – с меньшим. По утверждению леди Рамболд, посольство «процветало»: «Очень довольны балом, который вчера прошел на «ура». Всего присутствовало более 600 гостей, и как приятно, что мы справились с этой толпой! По-своему это был исторический момент, так как впервые с 1914 г. на бал пришли морские и сухопутные офицеры… Одним из гостей был Эдгар Уоллес. Какой прозаичный человек, с неприятным лицом, но люди от него без ума»[211].

Издатель Уоллеса утверждал, что четверть всех покупаемых в Британии книг принадлежит перу именно этого писателя. Как бы то ни было, на леди Рамболд знаменитый автор «Кинг-Конга» не произвел ни малейшего впечатления. Зато жене посла очень понравилась двадцатисемилетний пилот Эми Джонсон. В 1930 году девушка совершила одиночный перелет из Англии в Австралию на биплане модели «Джипси Мот», которому Эми дала имя «Джейсон». Саму англичанку в Австралии назвали «маленькой женщиной, которой гордится вся империя», и она, без особого на то желания, стала знаменитостью.

Джонсон прилетела в Берлин из Кельна январской ночью 1931 г. и планировала далее отправиться в Варшаву, Москву и, если получится, в Пекин. В тяжелую зимнюю пору она хотела пролететь вдоль Транссибирской магистрали более 6 тысяч км и таким образом добраться до Китая. Леди Рамболд считала этот план самоубийством. Муж также разделял ее мнение, удивляясь безрассудству молодой англичанки. «Она стартовала совершенно неожиданно и ничего заранее не организовала, – писал пораженный сэр Хорас. – Говорит только на английском, взяла с собой только фунты, и у нее нет хороших и подробных карт»[212].

Леди Рамболд преисполнилась к Эми самыми нежными материнскими чувствами: «Такая милочка! С виду хрупкая, нежный голос и хорошие манеры. Она потерялась, полтора часа пролетела в темноте, необыкновенно устала и замерзла. Хочется защитить ее от самой себя, она кажется такой молодой и даже беспомощной, она ни капли не похожа на крепко сложенную девицу с железной волей. Она так прекрасно выглядела в своем зеленом летном комбинезоне, а из крошечного чемодана достала очаровательное темно-синее платье, которое было ее единственной сменной одеждой».

На следующее утро Эми вылетела в Варшаву, захватив с собой термос горячего чая и несколько бутербродов. На ней был русский летный шлем на меху, который ей подарил капеллан посольства. «Очень надеюсь, что она вернется», – писала леди Рамболд своей матери[213].

Через несколько недель, 9 марта 1931 г., в Берлин приехал Чарли Чаплин: в Германии выходил в прокат его самый успешный фильм «Огни большого города». Леди Рамболд очень ждала встречи с именитым актером. «Твоя мать не успокоится, пока его не заполучит, – писала жена британского посла своей дочери Констанции. – Он сегодня у нас ужинает и потом вместе с нами сыграет одну пьесу. Мы привлечем много внимания»[214].

Приезд Чаплина действительно вызвал в Германии небывалый ажиотаж. В эпизоде о прибытии актера в Берлин, подготовленном компанией «Пате», появлялся такой титр: «Короли могут позавидовать тому, как встретила обезумевшая толпа знаменитого комика». Тысячи людей стояли вдоль улиц от станции Фридрихштрассе до отеля «Адлон», в котором актеру бесплатно предоставили номер люкс. Однако далеко не все были рады его приезду. Нацисты решили, что Чаплин еврей, и собрались у «Адлона», чтобы орать ругательства. Коммунисты грозились разбить окна отеля, если актер не примет делегацию от их партии[215].

Газета национал-социалистов «Der Angriff», редактором[216] которой был Геббельс, писала, что «типичные киногерои» Чаплина «отдаляют германскую молодежь от героического идеала мужественного арийца Зигфрида», и таким образом Чаплин «подрывает будущее немецкой расы»[217]. Пропагандистская кампания нацистов была столь настойчивой, что актер покинул Берлин раньше, чем планировал, не дождавшись премьеры своего нового фильма.