Две королевы - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
— Ничего страшного, — повторяла благородная девушка тем, кто справлялся о ее здоровье, — я просто устала, вот и все.
Принцесса вышла из комнаты вечером, появилась и на следующий день, усердно исполняя все свои обязанности по отношению к отцу и его супруге. В первые дни она вела себя безупречно, хотя страдания оставили свой отпечаток на ее лице: улыбка девушки казалась печальнее слез.
В следующую субботу ей сообщили о предстоящем визите в Версаль. Людовик XIV хотел видеть принцессу, хотел, чтобы она приняла посла Испании в королевских покоях и чтобы вопрос о браке был окончательно решен.
Она ни слова не возразила, покорно поехала во дворец; перед мессой, в то время, когда Людовик XIV обычно давал аудиенции, принцесса покинула свое место, приблизилась к королю и попросила его уделить ей несколько минут для разговора. Новость о предстоящем браке уже распространилась, прошел слух, что о нем объявят сегодня же, а поскольку принцесса была очень нарядна, то с той минуты, когда она появилась, никто уже не сомневался, что так и будет. Но то, что произошло позднее, никак не соответствовало всем этим предположениям.
За дядей и племянницей закрылись двери. Едва оставшись наедине с королем, девушка с плачем бросилась ему в ноги, рыдая и умоляя его сжалиться над ней.
— Что с вами, мадемуазель? Что означают эти крики и слезы? Мне кажется, вам не о чем просить меня.
— Государь, государь, не будьте жестоким, заклинаю вас!
— Жестоким? Я ожидал от вас благодарности и полагал, что прекрасно обошелся с вами. Вы станете королевой Испании, ничего больше я не смог бы сделать и для собственной дочери.
— Конечно да, государь, но вы могли бы сделать больше для племянницы.
Король отшатнулся.
— О да! Понимаю: дофин! Но это вздор, мадемуазель. Мои политические интересы требуют иного союза; к тому же, можете поблагодарить меня — мой сын не будет хорошим мужем.
— Ах, ваше величество, мы любили друг друга!
— То есть вы любили его… Что же касается принца, то любит ли он хоть кого-нибудь? Я его хорошо знаю и делаю на него гу ставку, которую должен сделать. Народ будет очень несчастен, когда мой сын станет править им, радуйтесь, что вас спасли от него.
— Ваше величество, монсеньер добр.
— Конечно, добр, но лучше бы он был злым. Как он распоряжается этой добротой, зачем она ему?
Скромность не позволила принцессе и дальше защищать своего неверного возлюбленного. Она вновь обратилась к королю с мольбами и просила только за себя, не отвечая на нападки, которыми она пренебрегала и к которым сама охотно присоединилась бы. Король остался несгибаем. То, что он соизволил выслушать принцессу, было уже слишком много, ведь он никогда никого не слушал, когда речь шла о его воле.
— Достаточно, мадемуазель! — заявил наконец король, резко прерывая племянницу. — Вы дали слово, я дал свое, и больше не будем говорить об этом. Ничто уже не сможет нарушить наши планы. А теперь позвольте мне пройти. Недоставало еще, чтобы католическая королева помешала христианнейшему королю пойти на мессу.
Этим все было сказано: в кабинете был тут же подписан договор, после чего все придворные стали относиться к мадемуазель Орлеанской как к королеве Испании и вели себя с ней соответствующим образом.
С тех же самых пор глаза принцессы не высыхали, в отчаянии она металась между Версалем, Парижем и Сен-Клу, жаловалась на судьбу во всеуслышание и, чтобы отсрочить свой отъезд, придумывала одно препятствие за другим: сначала она объявила, что больна, затем — что не готовы ее платья, что не выполнены все формальности, и таким образом выиграла почти два месяца.
Простые парижане, видя принцессу такой безутешной, относились к ней с участием. Однажды, когда она с распухшими и покрасневшими от слез глазами проезжала по улице Сент-Оноре, они, посылая ей благословение и пытаясь утешить на свой лад, говорили:
— Месье очень добр, он не позволит ей уехать, она ведь так страдает.
Но Месье легко позволил это и даже очень сердился, что дочь не торопится ехать: он считал, что ей очень посчастливилось. И в самом деле, партия была блестящей.
Роковой день наступил; в роскошном наряде принцесса с большой торжественностью прибыла во дворец, чтобы попрощаться с королем и королевской семьей, — прямо оттуда она должна была сесть в карету и отправиться в путь, в Мадрид. О Боже мой! Слезы хлынули потоком, и принцесса ни слова не смогла сказать королю, который очень нежно поцеловал ее.
— Сударыня, — добавил он, — я хочу сказать вам «прощайте» навсегда, ибо самым большим несчастьем, которое может выпасть на вашу долю, стало бы ваше возвращение.
— О государь! Я не могу думать так же, как вы.
— Это придет позднее, вы увидите.
Простившись с его величеством, королева Испании поцеловала сначала Мадам, затем, по очереди, — всех принцесс, оказав им эту честь, не делая различий и не считаясь с этикетом, что глубоко удивило короля и чрезвычайно задело испанцев.
Она поклонилась принцам, избегая дофина, который стоял у окна со своими приближенными; с тех пор как были разрушены мечты влюбленных, он ни разу не сказал ей ни слова. Однако и ему, так же как другим, полагалось сказать несколько приятных комплиментов отъезжающей; принц подошел к ней в то мгновение, когда она уже повернулась, чтобы уйти.
Глаза всех присутствующих были прикованы к ним. Бедная принцесса не справилась с собой и заплакала горькими слезами. Дофин был взволнован почти так же как она, но стал храбриться и совершил глупость.
— Сударыня, — сказал он непринужденным тоном, — я рад вашему браку; когда вы будете в Испании, пришлите мне туррон, я его очень люблю!
Мадемуазель Орлеанская громко разрыдалась, затем, ничего не ответив, повернулась к нему спиной, бросилась к двери и устремилась к своей карете. В столь торжественных обстоятельствах подобных случаев никогда не было; Месье едва успевал за ней и чуть не разбил нос о дверцу. Она его не заметила, так как закрыла лицо носовым платком, мокрым от ее слез. Видя это, герцог пожал плечами и крикнул кучеру:
— Гони в Мадрид!
Кортеж тронулся — все было кончено.
Принцессу сопровождали князь и княгиня д'Аркур, маршальша Клерамбо, а также графиня де Грансе — любовница Месье и сестра графини де Марси (этих сестер называли ангелочками, они были племянницами Вилларсо, бывшего любовника г-жи де Ментенон, если верить насмешникам) Вся компания была довольна отъездом, за исключением принцессы: она ни единого раза не вскрикнула на пути от Версаля до границы, но, подъехав к ней, громко зарыдала, чем, судя по всему, чрезвычайно задела испанцев. Они не понимали, как можно любить свою страну больше их Испании, особенно когда являешься ее королевой.
Стоило принцессе пересечь границу, как ее встретила большая группа испанских грандов, посланных королем: получив портрет невесты, он воспылал к ней любовью.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!