Две королевы - Александр Дюма

Герцог де Асторга, состоявший в должности главного мажордома королевы, стоял у той же двери. Несмотря на молодость и наперекор всем престарелым придворным, ему доверили эту должность — герцога очень любила королева-мать, поскольку его отец был одним из ее фаворитов.

Молодого кабальеро любил также король и все те, кто знал его. Он принадлежал к числу тех обаятельных красавцев, которых обожают везде, настолько они располагают к себе.

Герцог де Осуна сначала отпустил несколько реплик по поводу опасности, которую представляют собой безмозглые головы, допущенные в окружение королевы, ведь они могут заставить ее совершать глупости. А герцог де Асторга стал возмущаться обычаем окружать старцами семнадцатилетнюю особу — среди них ей ничего не остается, как умереть от скуки!

Спор разгорелся до такой степени, что противники перешли на личности, более того — дело дошло до нападок на королеву.

— Кто знает, если бы нас здесь не было, как далеко легкомыслие и распущенность завели бы француженку, не привыкшую в своей греховной стране испытывать уважения к Богу, Церкви и приличиям! — в ярости восклицал де Осуна.

Услышав слова, непосредственно задевавшие его кумира, герцог де Асторга не мог более владеть собой; он набросился на своего врага как безумный, уже обнажив шпагу; к счастью, г-жа де Грансе, направлявшаяся к королеве, чуть ли не силой заставила его вложить шпагу в ножны. Как нам известно, в эту же минуту в происходящее вмешалась и служанка-француженка.

Королева, еще не полностью причесанная, поднялась и направилась к двери, но герцогиня де Терранова протянула руку, преграждая ей путь.

— Ни шагу дальше, сударыня!

— Но, сударыня, — воскликнула юная принцесса, — нужно помешать кровопролитию!

— Этому помешают и без вас, сударыня. Состоя у вас на службе, я считаю своим долгом не допустить, чтобы вы, ваше величество, скомпрометировали себя по вине своих подданных: позвольте заняться этим делом моим стражам и служителям. Я надеюсь, однако, что никто не посмеет нанести оскорбление этому дому, — добавила она громким голосом. — Личную ответственность за то, что может произойти, я возлагаю на главного мажордома и обо всем доложу его величеству королю.

— О Боже! Никто не ранен? — спросила крайне обеспокоенная мадемуазель Орлеанская.

— Если и так, раненых, я полагаю, тут же унесут — умирать в прихожей вашего величества непозволительно никому. Закройте двери, господа!

Королева упала в кресло и по-французски сказала княгине д'Аркур, что если ей предстоит стать рабой этой гарпии, то она предпочла бы сбежать в монастырь.

— О моя любимая родина, где ты? — продолжила она со слезами на глазах. — Сударыни, расскажите королю то, что вы увидели здесь, расскажите ему, среди каких пыток мне придется жить.

Это событие обсуждали все то время, пока заканчивался туалет королевы; вина за произошедшее целиком была возложена на герцога де Осуна: по возвращении в Мадрид его должны были лишить должности и передать ее маркизу де Лос Бальбасесу. Чопорные придворные были возмущены и пророчили всевозможные несчастья монархии, изгоняющей старых сеньоров и покровительствующей ветреникам. Любовь герцога де Асторга не была тайной ни для кого. Тем временем появился король, охваченный нетерпением и страстью. Его костюм поражал великолепием, но красота королевы и роскошь ее драгоценностей еще больше не поддаются описанию: невеста была просто ослепительна.

Довольно многочисленный двор отличался большой пышностью. Маршальша де Клерамбо, княгиня д'Аркур и г-жа де Грансе появились в богато украшенных испанских нарядах. Senoras de honor, а попросту говоря, фрейлин, как у королевы Французской, выбирали из самых благородных семей. Они шли парами и были очень хороши собой.

Бракосочетание состоялось. Никогда еще в этой деревенской церкви не видели подобной роскоши. Слуги и обойщики их величеств за несколько часов обтянули и украсили самый просторный из деревенских домов. Королевское ложе водрузили в одной комнате, свадебный стол накрыли в другой. Но, выходя из церкви, король заявил, что он немедленно отправится в опочивальню. Придворные сели за стол без него, но задержались ненадолго, чтобы не мешать их величествам.

На следующий день сияющий, очарованный Карл II и печальная юная королева вместе с королевой-матерью и главной камеристкой сели в открытую карету и направились в Бургос; они должны были прибыть туда к вечеру и остаться на три дня в этом городе.

Королева выглядела совсем невеселой. Уже пошли разговоры о том, чтобы немедленно отослать назад тех, кто сопровождал ее в Испанию, и эта угроза должна была осуществиться в Бургосе. С большим трудом новобрачной удалось добиться, чтобы с ней оставили ее двух кормилиц и двух служанок; однако и это было разрешено лишь на время: вскоре им всем предстояло покинуть королеву.

Князь и княгиня д'Аркур получили в подарок драгоценности стоимостью в три тысячи пистолей; маршальше де Клерамбо достался только один камень ценой в две тысячи пистолей, но помимо этого ей была вручена тысяча луидоров и назначена пенсия в две тысячи экю: в этом сильно помогло покровительство герцога Орлеанского. По правде говоря, в дальнейшем г-же де Клерамбо пришлось приложить немало усилий, чтобы добиться выплаты этих денег, но она все же преуспела в этом, поскольку была большой интриганкой.

Князь и княгиня д'Аркур старательно поддерживали честь Франции, держа открытый стол и совершая огромные траты. Въезд княжеской четы в Бургос был обставлен великолепно. Пока двор находился в этом городе, королева без конца приглашала их к себе, как и остальных французов, и расставание с ними не обошлось без потоков слез.

После отъезда ее величества князь и княгиня получили тысячу пистолей, выигранные ими у королевы во время путешествия. Они слегка беспокоились об этих деньгах, не надеясь, что королева осмелится признаться королю в своем проигрыше; но она, уверенная в своей власти, откровенно рассказала обо всем супругу, не услышав в ответ ни упреков, ни отказа.

В скором времени королева прибыла в Буэн-Ретиро, где оказалась чуть ли не в заточении. Бедная принцесса! Ее первым желанием было пригласить к себе г-жу де Виллар, супругу французского посла, — она жаждала общения с французами, хотела поговорить с ними о родине и, быть может, поделиться воспоминаниями.

Маркиза де Виллар отослала в Буэн-Ретиро письмо с просьбой сообщить ей о дне и часе аудиенции. Это послание было передано главной камеристке. Следуя установленным правилам, та ответила, что не получала на этот счет никаких указаний, а когда ее попросили справиться об аудиенции у королевы, ответила, что не сделает этого, ибо ни мужчине, ни женщине не положено видеть королеву до тех пор, пока не будет совершена церемония въезда в столицу.

Супруга посла решила довести этот ответ до сведения королевы, но та так ничего и не узнала. Она по-прежнему изнывала от тоски, все время ожидая чего-то и постоянно находясь рядом с королем, который не покидал ее, словно тень, и влюблялся в нее все сильнее. Так могло длиться долго, если бы маркиза де Виллар не отправилась на прием к королеве-матери, в то время стремившейся нравиться невестке. Королева-мать поинтересовалась, виделась ли маркиза с юной королевой, и та рассказала ей, что произошло.