Иван Грозный. Начало пути. Очерки русской истории 30–40-х годов XVI века - Виталий Викторович Пенской

скандалом (так, Герберштейн писал о том, что «временной человек» Василия III, некий Иван Шигона, даже ударил отказывавшуюся принять постриг Соломонию плетью), так что Курбский, рассказывая об этом, подытожил – в результате всего этого непотребства «родилась в законопреступлению и во сладостратию лютость», намекая тем самым на одну из причин будущего перерождения Ивана Грозного[146].

Имея на руках две эти версии, можно задать закономерный вопрос: а к какой из них склоняется большинство историков? И ответ на этот вопрос отнюдь не так сложен, как может показаться на первый взгляд, – конечно же, доминирует неофициальная версия. И хотя, к примеру, С.М. Соловьев писал, что «так как на это дело смотрели с разных точек зрения, то неудивительно, что до нас дошли о нем противоречивые известия»[147], тем не менее большинство историков склонны полагаться на мнение явно пристрастных по отношению к Василию III авторов – того же Герберштейна или Курбского, принимая их точку зрения[148]. Противное мнение почти и незаметно на этом фоне чуть ли не всеобщего осуждения Василия за его действия[149], что невольно заставляет снова вспомнить процитированную нами прежде фразу Н.К. Михайловского о странной аберрации зрения у многих историков-«иванианцев».

Конечно, чуть ли не благостная картина, которую рисует нам официальная версия пострижения Соломонии Сабуровой, по определению не сообщает нам всю правду об этом довольно темном деле, но только ту ее часть, которая была выгодна главным интересантам в нем. Однако отбрасывать ее в сторону и опираться на мнение Курбского или Герберштейна, настроенных негативно и гиперкритично по отношению к Василию (и в случае с Курбским – и по отношению к Ивану IV), явно выглядит не самым лучшим выходом из положения. И на наш взгляд, разбор всей этой истории, сделанный Д.М. Володихиным в его биографии Ивана Грозного, на данный момент выглядит наиболее взвешенным и спокойным в сравнении с остальными.

Однако после этого короткого экскурса в историографию вопроса и его источниковедческий аспект вернемся к ставшему холостяком Василию III. Он не долго был свободным и уже через пару месяцев женился снова – очень даже может быть, что новую супругу он присмотрел себе уже тогда, когда обсуждал вопрос о том, как устроить развод с прежней женой. Его избранницей стала, как уже было отмечено выше, племянница знатного литовского магната князя Михаила Глинского Елена. Элемент расчета в этом браке, конечно, присутствовал – А.И. Филюшкин по этому поводу писал, что «к выбору невесты государь подошел со всей искушенностью человека, имевшего за плечами двадцатилетний опыт брака». Невеста должна была быть, продолжал он, «не из своих» во избежание очередного раунда придворных интриг и борьбы, но и не из царствующего дома – слишком долгие переговоры могли затянуть дело надолго, а времени у разменявшего пятый десяток лет великого князя оставалось все меньше и меньше. И, само собой, она должна была быть молодой и здоровой – а иначе как она сможет сделать то, ради чего ее выбрал государь?[150]

Долго искать такую кандидатуру не пришлось. Елена Глинская подходила Василию по всем статьям – род иностранный и знатный, но с незадавшейся судьбой и карьерой, избранница молода (по данным антропологов, Елена родилась примерно в 1510–1512 гг., то есть в 1525 г. ей было не больше 15 лет) и, судя по восстановленному ее скульптурному портрету, красавица. Немудрено, что Василий в буквальном смысле слова потерял голову и влюбился в Елену Глинскую без памяти – ради того, чтобы понравиться своей невесте, государь решился сбрить бороду. Очевидно, что его чувство было чрезвычайным. Великий князь явно играл с огнем – сперва развелся с первой женой, вызвав острейший политический кризис, затем, недолго думая и не затягивая со сватовством, начал готовиться ко второму браку, а тут еще и бороду сбрил! А ведь еще при его деде, Василии Темном, ростовский архиепископ Феодосий спрашивал у некоего аристократа, сбрившего бороду, «чего ради закону Божию не повинуешися и супротивная творити, проклятую бритву накладаеши на браду свою, женам угодие творящи». По мнению иерарха, «сие дело блудолюбие есть», и, покушаясь на бритье бороды, князь тем самым, «сия творя, по-ругаешися образу Божию, создавшему тя по образу своему». Более того, брадобритие, продолжал свою мысль архиепископ, «чюже християньского обычая, но латынское любомудрие есть», а посему, если князь хочет спасти свою бессмертную душу – «престани от такового нечестия, его же ненавидит Бог…»[151]. С тех пор мнение ригористов, что церковных, что светских, не изменилось – мнение митрополита Даниила относительно брадобритцев мы уже приводили, и он был не одинок в этом. Тот же Вассиан Патрикеев, «великий временной человек» Василия III, в послании к великому князю напоминал, что в кругу его обязанностей есть и касающаяся бороды – «брад и усов не брити, не торшити, и сану своего ни чим не вредити»[152]. Правда, похоже, что этот упрек со стороны чернеца переполнил чашу терпения Василия – как уже было отмечено выше, Вассиан был среди тех, кто активно выступал против развода великого князя с Соломонией Сабуровой, а тут еще и филиппика в защиту бороды! В общем, Вассиан в одночасье лишился фавора и отправился в опалу и был заточен в московский Симонов монастырь, откуда был переправлен в Иосифо-Волоколамский монастырь, где и окончил свой век.

Свадьба Василия III и Елены Глинской состоялась в начале 1526 г. «Генваря в 24 день в неделю князь великий Василей женил[ся] вторым браком, а понял княжну Елену, дщерь князя Василья Лвовича Глинского. А венчал их Данил митрополит на Москве в соборной церкви у Пречистые», – записал в своем летописце дьяк Постник Губин[153]. Казалось бы, все испытания и тревоги позади, влюбленный великий князь ради молодой жены-красавицы был готов горы свернуть и пойти наперекор общественному мнению (видимо, решив проблему развода, он чувствовал себя вполне уверенно на троне и мог позволить себе такую роскошь). Однако что-то пошло не так. Ни через 9 месяцев после свадьбы, ни через год, ни через два или три года – чаемый наследник все никак не появлялся на свет. Впору было задуматься о некоем проклятии, которое лежало на великом князе – если в первом случае виновата была несчастная Соломония Сабурова, то кто виноват в «неплодии» молодой второй жены? Кто знает, как могли бы повернуться события, если бы по прошествии еще нескольких лет великая княгиня так и не смогла бы подарить своему супругу наследника?

К счастью, в начале 1530 г. Василий получил долгожданную весть – его жена