Мене, текел, фарес.... - Олеся Николаева

Подобныеразговоры обкатывались по всему монастырю, пока наконец не принималиопределенную законченную форму, которая сводилась к нескольким устойчивымположениям: враги монастыря ищут его разорения, падения и бесчестия, что вполнесоответствует «последний временам». Пользуясь иезуитскими или масонскими (чтоозначало для них одно и то же) демагогическими приемами, передергиваниемфактов, провокациями и запугиваниями (столичная пресса), они сумели навязатьсвою линию поведения и архиерею, и наместнику, которые вынуждены и теперь, ивпредь плясать под их дудку.

Вот почему истала возможна здесь вся эта знаменитая и сенсационная «история с мафиозо»,которая обернулась потом громким скандалом, и даже не только стала возможна, нои была поначалу воспринята в монастыре спокойно, единодушно и одобрительно.

Почтинакануне отъезда наместника в Москву на храмовый подворский праздник, то естьтогда, когда он все еще пробовал пластинки «на прочность», которой они невыдерживали, доставая их именно что «за ребро» из коробки, а его келейник,воздыхая: «Искушение!», безропотно выносил из его покоев черные осколки, когдаархимандрит ломал голову над ветхим облачением, которое все еще был намеренпринести в дар молодому подворью, когда он сморкался и кашлял, хватаясь запоясницу и повторяя: «Что же нам поделать: монастырь у нас нищий», к нему изаявились эти трое в черных очках.

Был конецдекабря, погода стояла ужасная — буря, вихри, буран, мрак не отпускалимонастырь даже в дневные часы, и у наместника в его покоях горел свет, а эти,шуганув келейника, ввалились прямо в наместничий кабинет. И архимандритаНафанаила потрясли прежде всего их черные очки.

Впрочем,говорили они с ним недолго и вполне вежливо. Дело сводилось к тому, что онипросили наместника предоставить им место в пещерах для захоронения их «Витали»,который «сильно верил», но был «предательски убит восемнадцатью бандитскимипулями». За это они обещали пожертвовать от имени Витали сто тысяч долларов«наличняком» на монастырь. Получалось таким образом, что Виталя, переходя вкатегорию монастырских благотворителей, мог рассчитывать на право бытьзахороненным в чудесных пещерах. Кроме того — и тут один из них снял очки, подкоторыми оказались заплаканные и несчастные глаза, — брат Витали — Виктор, или«Витан», готов был прибавить из своих еще сто тысяч «в валюте» на пожизненноепоминовение души убиенного любимого брата…

Честноговоря, никто из монахов не слышал их разговора, но ходили слухи, что наместниксогласился так сразу под впечатлением пистолетного дула, приставленного к еговиску. Однако в монастыре они не прижились, хотя и имели хождение за егостенами: отец Нафанаил со всеми своими «тцч» и «поклончиками», со всей своейсолдатчиной и твердолобым упорством принадлежал к типу «страстотерпцев». И дажеесли предположить, что дуло и было приставлено к его голове, а он все же не былбы убежден в правомочности захоронения и его легитимности, вряд ли бы он невыкинул какое-нибудь коленце перед «черноочковыми», — ну не предал бы иханафеме или не наложил бы на них какое иное церковное прещение. Скорее всего,он выяснил вопрос о том, имел ли покойник каноническое право быть захороненнымпо православному чину, то есть попросту — был ли он крещен. Получивудовлетворительный ответ о том, что Виталя был крещен даже совсем недавно однимиз монастырских иеромонахов и даже приобщился после этого Святых Тайн,наместник безусловно спросил имя крестившего. И получив ответ, удовлетвореннокивнул.

— Так, так, —сказал он, — значит, каноническое право христианского погребения имеется.Имеется ли право захоронения в монастырских пещерах, вот в чем вопрос.

Ему тут жебез обиняков напомнили про благотворительные сто тысяч от Витали плюс сто тысячот брата Витана.

— Взносизрядный, — рассудил отец Нафанаил. — Десять лет назад мы хоронили в пещераходну рабу Божию — из местных, завещавшую монастырю свой дом в Троицке. Дом мысделали странноприимным, — пояснил он. — Думаю, ваша благотворительность делаетзахоронение вполне приемлемым и традиционным.

Ну а в головеу него тотчас же и заработало-застрекотало: водопровод и канализация вмонастыре прогнили, их заменять надо, — раз, батареи не греют, котлы «не тянут»— отопление ремонтировать, котлы, трубы менять, угля подкупить, — два. Крышиподтекают-капают, полы проваливаются, — три и четыре, краска на храмах ибратских корпусах облупилась, братия живет по несколько чернецов в келье, всеэто побелить-покрасить, новый корпус для братии построить — это пять и шесть, исемь… Ну и так далее. Стена монастырская обваливается, дорога через монастырьвся в колдобинах — вечных лужах… Да эти деньги — так только, дыры залатать: всеведь в монастыре ветхое, прогнившее, истлевшее от времени и его бурь.

Отпеваниебыло назначено на послеобеденное время, и в тот же день архимандрит Нафанаилсообщил об этом братии за трапезой.

Удивительно,но оказалось, что кое-кто из братии уже знал об этом чуть ли лучше самогонаместника… Как это происходит? Знали уже, что Виталя — чуть ли не глававоронежской мафии, что после крещения он — по милости Божией, вероятнее всего,«нагрешить еще не успел, так быстро Господь его прибрал». Квалифицировали егокак «покаявшегося разбойника». Вспоминали и инока честного Питирима — бывшегоразбойника Кудеяра, воспетого народной песней. И всяких покаявшихся грешников,ставших святыми. Рассуждали, что хоронили же испокон в пещерах монастырскихблаготворителей, а кто знает, «какие у них были грехи».

В пять часовпополудни Виталя был уже отпет по полному чину в присутствии монастырскихнасельников и своей черноочковой, вооруженной и лысой братвы, внесен всвободную пещерную нишу и оставлен там при свете оплывших свечей и разноцветныхлампад.

В пять часовтридцать минут в наместничьем сейфе лежало двести тысяч долларов, а в шесть —многочисленные «вольво», «мерседесы,» «ауди», «саабы» и разномастные «джипы»,заполонившие площадь перед входом в монастырь, сорвались с места и скрылись вчерном буране.

Черезнесколько дней наместник в сопровождении келейника и Дионисия выехали в Москву.Твердое лицо его выражало благосклонность к происходящему, и душа его быласпокойна как никогда.

Примернотогда же игумен Ерм расхаживал по мастерской и громко возмущался:

— Вот!Докатились! Уже воронежскую мафию в пещерах хоронят! Ниже падать некуда! Никтои ничто им не указ, не авторитет. Ни архиерей, ни Патриарх.

Даже, противобыкновения, позвонил мне в Москву.

Я робко, новелеречиво пыталась его успокоить. Пустилась рассуждать. Что-то вроде того, чтоГосподь и здесь волен собирать, где не сеял, что, может быть, не разбойникосквернит святыню, а братия в присутствии святыни отмолит этого грешника — ведьпокрестился же он, как говорят, перед смертью, ведь причастился же!

Но игуменстрого оборвал мои речения. Он сказал, что все это ему напоминает «кликушествостарой бабки». И повесил трубку.

Он же,приготовив большую храмовую икону, писаную на золоте, отправился с ней кепископу Варнаве. Владыка принял дар, выслушал отца Ерма, заказал ему иконостасдля нового придела в кафедральном соборе и отправил с миром.