Мальчики-мальчишки - Наталья Горская

Надька после обучения вернулась домой: она хотела сделать цветущий сад из нашего города. Да куда там! Денег в бюджете не стало ни на самые скромные клумбы, ни на окрашивание скамеек в общественных местах. Она один сезон только высадила какие-то ромашки у городского кинотеатра, на этом её карьера цветовода-дизайнера и закончилась. Иные заражённые философией барыг даже ругали её дурой и «патриоткой хреновой», которая зачем-то вернулась в этот погибающий от барыжьих реформ город. Ведь могла бы в Питере свою красоту выгодно продать, обменять на что-нибудь съедобное или конвертируемое, пока там это ценится. А то в России уже есть такие регионы, где женская красота ни шиша не ценится, так как «оценщики» все спились и вымерли. Она и в самом деле могла бы шутя выйти замуж в Ленинграде, но подвела глупая девичья мечта сделать родной город красивым. Тут города и покрупнее нашего стали чахнуть. Они стали превращаться в какие-то неухоженные поселения, где нет ни клумб с цветами, ни тротуаров с асфальтом. Ничего лишнего, что можно было бы отодрать и выгодно продать! Да как иначе и могло быть, если всем в стране заправляют барыги?

И вот однажды на вечере встречи выпускников мы узнали, что наша красавица Надежда тоже теперь служит в «органах». Так ей «подфартило», что устроилась она стрелком-конвоиром в женской колонии на территории Ленинградской области.

– Так повезло с работой! Три года этого места ждала. Зарплату, правда, нерегулярно платят – да где же сейчас её увидишь регулярно-то? – но зато сухой паёк выдают и обмундирование с ботинками.

– А ты не боишься зечек охранять?

– Чего их бояться-то? Несчастные женщины. Хожу с винтовкой вдоль забора с колючей проволокой, устрашающе бряцаю прикладом.

– А если вдруг побег там или ещё что похуже: нападение на конвой?

– Какой побег! Вы что, криминальных сериалов насмотрелись? Да их выгонять будешь – не побегут. Они даже плачут, когда срок заключения заканчивается, потому что им зачастую и идти-то некуда. Мужья уже другими бабами к рукам прибраны, жилья и прописки нет, на работу сейчас даже с кристально чистой биографией не устроишься. Вон Васька Кузнецов из нашего подшефного класса служит на зоне строгого режима для мужиков – даже там мало кто на свободу рвётся! Разве только какие идейные бандиты, которые по рангу своему обязаны постоянно что-то противоправное совершать.

– Васька Кузнецов на зоне служит?!

– А то где же!

– Он же вроде технологический закончил? И чуть ли не с отличием.

– А кому это теперь надо? Куда ты теперь пойдёшь со своим отличием в дипломе о высшем образовании, когда это теперь совершенно не ценится?

– Ах, дети-дети! – сокрушались наши учителя. – Что вы делаете? Вы же теряете свои профессии! Это страшно… Это просто преступно! Да за это в тюрьму надо сажать!

– Вот мы все и пойдём за это «преступление» под конвой к Карпинской! – хохотал Мишка Саруханов, с которым мы когда-то оформляли школьные стенгазеты.

После школы он закончил медицинский, но по профессии поработал всего ничего, за что его очень ругала классная руководительница Анна Ивановна:

– Миша, ты же хирург, тебе надо практиковать! А ты машины какие-то перегоняешь! Хирургия – это же… это же как вождение машины. Её надо постоянно практиковать. Если не практиковать хирургию хотя бы год, то потеряешь квалификацию.

– А где мне её практиковать? – смеялся неунывающий Мишка. – Поликлинику закрыли. Я ездил в соседнюю область. Работа есть, но зарплату не платят. Пять пар валенок выдали один раз вместо зарплаты, а потом год вообще ничего не выдавали. После ещё что-то заплатили. Я пошёл в магазин, но там, кроме туалетной бумаги, ничего нет. Посмотрел на цену, а она в аккурат размером во всю мою наличность в кошельке. Мне предложили поехать врачом на Кавказ: там сейчас идёт страшная резня за независимость каждой сволочи от всего на свете, поэтому очень нужны хирурги. Поехал. Я бы и ещё раз съездил – тут-то всё равно делать нечего, – но мне там неудачно перебило пулей сухожилие в локте. Теперь я не могу работать в хирургии: правая рука не функционирует должным образом. А тут мне предложили возить коробки с жевательной резинкой из Китая. Всё ж лучше, чем в милиции…

– А чего это ты имеешь против милиции? – подозрительно спрашивал наш бывший председатель школьной редколлегии Генка Лукрецкий, закончивший институт Герцена, но учителем так и не ставший, потому что на оклад педагога было нереально прокормить родителей-пенсионеров и свою семью с двумя детьми. Вот и обратился он за помощью к службе всё в той же милиции за неимением ничего другого в радиусе ста километров. И дослужился там даже до весомых чинов, пока не привлекли его за злоупотребление полномочиями уже в конце 90-ых. Но Генка не сел. Говорили, что «отмазали» весьма влиятельные люди.

Тогда, в конце 90-ых, стали, сначала робко, а потом всё смелее и громче заикаться про «оборотней в погонах», которые так обнаглели, панимашь ли, что используют своё служебное положение стражей порядка для личной выгоды! И это в обществе, где поиск выгоды во всём стал основной линией поведения?! Не ищущие этой выгоды и не умеющие себя продать и выгодно предложить были объявлены хроническими аутсайдерами и стали считаться чуть ли не умалишёнными. Если какую-либо любую профессию наводнить людьми, которые идут в неё не по убеждениям и наклонностям, а потому, что больше некуда пойти, то там рано или поздно появятся «оборотни». Они же появились не только в милиции. Они появились и в политике, куда тоже валом валили разные деятели, потому что она стала весьма прибыльным занятием. И тоже там не все прямо-таки горели желанием заниматься самой политикой, то есть ведением государственных дел в интересах народа, а энергичней работала мысль, как подладить эту деятельность под свои личные интересы. Этих же самых «оборотней» пруд пруди развелось в искусстве, особенно если на него находились спонсоры. На эстраде они вообще так всё собой заполонили, что профессиональным музыкантам и певцам стало не пробиться сквозь их плотную гвардию без слуха и без вкуса. Появились оборотни и в образовании, где стало не столько важно обучать, сколько получать с обучаемых барыш. Потом заговорили и о платной медицине, где человека могут ободрать, как липку, но самочувствие его при этом так и не улучшится. И все удивляются: откуда это вдруг появилось в наших гражданах? Да просто сидит теперь во всех философия барыг «гоните ваши денежки». Она вжилась, впиталась в мозги и кровь, что теперь и не вытравишь. Поэтому появились оборотни не только в погонах, но и в белых халатах, и с микрофоном в руке, и в дорогих костюмах с мандатом в кармане, и в костюмах совсем дешёвых, да к тому же ещё и испачканных мелом у школьной доски. Так получилось, что именно «оборотни в погонах» стали главной мишенью для нападок, так как страж порядка, находящийся на должности не ради защиты этого самого порядка, а ради личной выгоды, в самом деле, опасней всех других «оборотней» вместе взятых. «Оборотни от эстрады» попрыгают под фонограмму, помучают зрителя или слушателя своей бездарностью и безголосостью, «срубят бабок» со всей страны по-лёгкому, да и канут в неизвестность. В конце концов, их можно просто не слушать и не ходить на их концерты. С «оборотнями» в медицине и образовании уже сложней, но можно избежать контакта и с ними, если не лечиться и не учиться. От «оборотней» в политике ещё трудней спастись, но если вы живёте в российской глубинке, то на тамошнюю жизнь их деятельность не оказывает вообще никакого влияния. А вот «оборотень в погонах» – это действительно опасно. Он наделён властью и оружием, и Бог его знает, на что он может при таком раскладе эту власть и оружие употребить. И именно это обстоятельство так влекло многих в ряды милиции, когда кругом другой работы не осталось.