Стражи Кремля. От "охранки" до 9 - го управления КГБ - Петр Дерябин

Но главные события развернулись в июле 1918 года. Наиболее сильный удар большевикам был нанесен 6 июля, когда эсеры, работавшие в ЧК, убили графа Мирбаха, посла кайзера Вильгельма при правительстве Ленина. Они пошли на это убийство, ошибочно полагая, что немцы так сильно возмутятся преступными действиями тайной полиции Ленина, что аннулируют Брест-литовский договор и Россия опять втянется в войну. Правительство коммунистов поспешило заверить Германию, что убийство совершено бандитами, а Дзержинский отправился в резиденцию Мирбаха в попытке урезонить эсеров-чекистов. В это же время другие эсеры захватили центральные учреждения ЧК, а также помещения московского почтамта и центрального телеграфа, отрезав всю связь в столице, и казалось, что коммунисты потеряли контроль над городом. К тому же убийцы Мирбаха захватили Дзержинского и некоторое время удерживали его. Но, оказавшись на свободе, Феликс Дзержинский возобновил руководство ЧК. Представители эсеров, включая Марию Александровну Спиридонову, «бабушку русской революции», и руководителя московского восстания, были арестованы во время заседания съезда Советов. Чекисты восстановили контроль над зданием телеграфа и своими центральными учреждениями. Повстанцев выбили также из других опорных пунктов, иногда расстреливая их из пушек. Работавших в ЧК эсеров ликвидировали без суда и следствия. Спиридонову и других ведущих социалистов-революционеров отправили в сибирские тюрьмы.

Так закончилась попытка эсеров захватить Москву — тогда же завершилось их участие в работе ЧК, которая с тех пор превратилась в чисто коммунистическое учреждение. Однако к северу и востоку от столицы положение для режима оставалось неспокойным. Там восстанием руководил Савинков. Одновременно с выступлением Спиридоновой в Москве должны были подняться двадцать три города и поселения на верхней Волге. По некоторым свидетельствам, французы обещали помощь восставшим иностранными войсками из базы союзников в районе Архангельска. Но никакой помощи не поступило, и крайне сомнительно, чтобы французы вообще давали такое обещание.

Эсеры оказались в меньшинстве и вскоре один за другим сдали города превосходящим силам коммунистов. Дольше всех продержался Ярославль, до 23 июля. Чекисты тут же расстреляли сотни захваченных эсеров, но Савинкову удалось бежать за границу, как он уже много раз это делал в царские времена. Ленин отреагировал на выступление эсеров тем, что лично распорядился усилить красный террор на Средней и Верхней Волге, а также в районе Урала. Главными его жертвами стали зажиточные крестьяне, а рядовых крестьян обязали выделить заложников, чтобы гарантировать поставки зерна в города. В то же время коммунисты уничтожили Николая II и его семью в Екатеринбурге, но эти убийства не были связаны с выступлением эсеров. Их совершили потому, что Екатеринбург оказался в опасности из-за мятежа чехословаков.

Некоторое время еще продолжались изолированные террористические акты эсеров — индивидуальные нападения и бледные копии операций Азефа. 30 июля экстремист убил немецкого командующего на Украине. А утром 30 августа 1918 года другой эсеровский террорист прикончил Моисея Урицкого, кровавого начальника петроградской ЧК.

Дзержинский немедленно бросился в Петроград, чтобы лично руководить расследованием убийства Урицкого, но, уже находясь в поезде, узнал о покушении на Ленина, совершенном в тот же день. Потенциальным убийцей стала Фаня (или Дора) Каплан, социалистка-революционерка, почти ослепшая за время одиннадцатилетнего заключения в царской тюрьме за участие в. киевских беспорядках. Коммунисты утверждали, что она пошла на это по указанию Савинкова, но такие заявления голословными в них нет ни малейшей правды. Каплан действовала в одиночку, решила убить Ленина за то, что тот разогнал Учредительное собрание.

Комбинация убийства Урицкого с покушением на Ленина дала Дзержинскому, ЧК и другим кровожадным коммунистам то, чего они давно желали, — повод для массового уничтожения своих противников, подлинных или мнимых. Свердлов, уже вечером того дня, когда было совершено покушение на Ленина, выступил с воззванием к «трудовым классам», где заявил, что для борьбы с «контрреволюционерами» надо использовать красный террор. Многие подхалимы телеграфировали Свердлову о своей поддержке. В послании от Сталина говорилось, что его «военный совет Северного Кавказа» будет проводить «открытый и систематический террор против буржуазии и ее агентов». А 2 сентября коммунистический режим провозгласил красный террор «законным». В заявлении говорилось: «Рабочие и крестьяне ответят на белый террор врагов власти рабочих и крестьян массовым красным террором против буржуазии и ее агентов». Одновременно в стране было объявлено осадное положение, что узаконивало неограниченное право на арест, пытки, казнь, заключение в тюрьмы и высылку, что, правда, ЧК уже давно применяла на практике.

По странному стечению обстоятельств в тот самый день, когда произошли описанные события с Урицким и Лениным, арестовали и привезли в центральное учреждение ЧК на Лубянке английского генерального консула в Москве Брюса Локкарта, а Каплан, которую сначала доставили на Лубянку, прежде чем подвергнуть пристрастному допросу в Кремле, столкнулась с ним в коридоре полицейской твердыни. Локкарта обвинили вместе с его давним напарником, Сиднеем Рейли, в попытке подкупить латышский отряд, охранявший Кремль. Обвинения против двух британских подданных представляли собой грубую фабрикацию, но они понадобились коммунистам для того, чтобы дополнить картину своего окружения врагами, национальными и зарубежными, И тем самым «узаконить» красный террор. Но в то же время существуют серьезные свидетельства того, что Локкарт (который спокойно умер в своем доме в 1971 году) и Рейли (убит коммунистами в 1925 году) были весьма необычными «дипломатами». В действительности обоих скорее следует признать рыцарями плаща и кинжала. На арест Локкарта англичане ответили задержанием Максима Литвинова, тогдашнего советского посла в Великобритании. Обоих освободили примерно через два месяца. ЧК допекала также и французов, но их неприятности были не такими серьезными, как у англичан.

К несчастью для большинства россиян, дело Локкарта несколько затмило ужасы красного террора, поскольку беспокойство иностранцев сосредоточилось на значительно менее важных дипломатических препирательствах. Поэтому массовая бойня, устроенная чекистами, осталась как бы вне поля зрения мирового сообщества. Уничтожались не только «буржуазия и ее агенты» — хотя все, попадавшие в эту категорию, приняли На себя главный удар, — но также священники всех конфессий, рабочие, поверившие в провозглашаемые Лениным социалистические лозунги и требовавшие декларированных большевиками прав, крестьяне, не желавшие бесплатно отдавать свой хлеб, и плюс каждый отдельный человек, попавший под подозрение ЧК, не понравившийся ей или на которого она точила зуб. Это было возвращение к временам Ивана Грозного, только с несравненно большим количеством жертв.

Эсеры и другие противники советского режима оказались бессильными против красного террора — покорно склонили перед ним голову или бежали за границу. Некоторые из эмигрантов — включая Савинкова — пытались создать агентурную сеть внутри и вне России по примеру того, как поступали революционеры во времена царизма, но все это оборачивалось ловушками для самих оппозиционеров. ЧК и ее преемники проникали в такие сети с большей легкостью и гораздо глубже, чем до них это делала Охрана.