Стражи Кремля. От "охранки" до 9 - го управления КГБ - Петр Дерябин

В разгаре летней, 1926 года, перебранки неожиданно умер Дзержинский. Умер вполне нормальной смертью. В ней не просматривалось ничего подозрительного по той простой причине, что руководитель красного террора, которого ненавидели миллионы, всегда очень старательно заботился о своей личной охране. Правда, коммунисты сообщали, что неназванная женщина стреляла в него в Харькове, но даже сам Дзержинский рассматривал это нападение как акт ненормального человека, не имеющий политической мотивировки.

В каком-то смысле смерть создателя ЧК и ОГПУ пошла Сталину на руку в его борьбе за власть. Правда, что Дзержинский потворствовал Сталину даже при жизни Ленина, но также правда и то, что хозяин тайной полиции был назначенцем Ленина. Вследствие чего он мог сохранять некоторую независимость и не являться стопроцентным сталинским холуем. Поэтому весть о смерти «железного Феликса» оказалась приятной для Грузина, позволив ему поставить на освободившееся место другого потомка богатой польской семьи Вячеслава Менжинского. Вторым человеком в ОШУ стал Генрих Ягода, польский еврей, одно время работавший фармацевтом и потому знавший толк в ядах. Сталин-пользовался услугами этого честолюбивого чиновника еще задолго до смерти Дзержинского. Именно Ягода фактически руководил полицейской организацией все следующее десятилетие. Менжинский, хотя он многие годы помогал Дзержинскому, не слишком любил грязную работу и поэтому позволял Ягоде выполнять ее.

Помимо смерти начальника ОГПУ, еще одним отвлекающим моментом в затихающей борьбе за власть стали заботы, связанные с иностранными делами. Отношения с Англией развивались от плохого к худшему и закончились разрывом дипломатических отношений и упразднением англо-советской торговой группы. В дополнение к этому китайский Чан Кайши поднял руку, на местных коммунистов. Эти и другие события на международной арене вдохнули новую жизнь в страшную сказку российских коммунистов об угрозе иностранной интервенции, превратив ее в манию.

К несчастью для Троцкого — и, возможно, для его российских сограждан, — он вдруг проснулся после периода относительной спячки. И сделал несколько неправильных с точки зрения Сталина заявлений.

Троцкого быстро исключили — а для порядка и Зиновьева — из Центрального Комитета. Несмотря на это, они и другие члены оппозиции все еще полагали, что у них сохраняются шансы. 7 ноября 1927 года, на десятую годовщину «Великой» Октябрьской революции, антисталинская группировка попыталась устроить уличные демонстрации в Москве и Ленинграде, которые были тут же разогнаны силами ОГПУ.

Подавление уличных протестов ознаменовало собою фактический конец для Троцкого и его последователей. В декабре 1927 года состоялся XV съезд партии. Во время его работы, после того как речь Каменева в поддержку принципов оппозиции делегаты послушно освистали, поднялся генсек и заявил, что «пора положить конец этой игре». После чего съезд потребовал, чтобы оппоненты Сталина раскаялись, в противном случае они будут исключены из партии.

Семьдесят пять делегатов — Включая Троцкого — оказались достаточно принципиальными и мужественными, и их вышвырнули из рядов партии. Зиновьев, Каменев и некоторые другие с менее крепким характером согласились отказаться от своих убеждений, но даже это не послужило гарантией их прощения. Решение об участи раскаявшихся оппозиционеров оставили на усмотрение секретариата партии, проще говоря, самого Сталина.

В начале 1928 года генсек принял еще более суровые меры против своих оппонентов, исключенных на последнем съезде из партии. Он выслал более тридцати из них в места не столь отдаленные. Троцкого отправили в Алма-Ату, а потом, в 1929 году, депортировали в Турцию. На протяжении восьми последующих лет он жил в Турции, Франции и Норвегии, откуда его изгнали в 1937 году после соответствующего представления от Сталина. Тогда он поселился в Мексике, где и оставался до тех пор, пока не был убит ледорубом одним из тайных агентов сталинского НКВД в 1940 году. Другие изгнанные из партии вместе с Троцким прожили несколько меньше. Они нашли свою смерть во время сталинских чисток в конце тридцатых годов.

Устранив Троцкого и заставив его замолчать, во всяком случае в собственной стране, Сталин уверенно принялся за решение двойной задачи — завоевания абсолютной власти для себя и превращения России в одну из подлинно великих мировых держав. В действительности, по логике его азиатского мышления, эти две цели были не только параллельны, но и идентичны. Тщеславный Сталин никогда не согласился бы стать правителем второразрядной державы. Реализуя свой план, он не пользовался никакой магической формулой, а просто опирался на вековую страсть русских превратиться в господствующую нацию. И применявшиеся Сталиным жестокие методы достижения цели тоже нельзя назвать необычными. К ним россияне были приучены исторически.

Растоптав своих оппонентов «слева», Сталин цинично поддержал — или присвоил — их политические установки, которые раньше, когда ему это было выгодно, так сурово критиковал. Он вдруг оценил достоинства идеи Троцкого о насильственной коллективизации в сельском хозяйстве и его программы промышленного развития. В то же время генсек выступил против своих прежних сторонников, «правых», — Рыкова, Бухарина, Томского и других, с которыми он расправится так же эффективно, как и с «левыми».

Когда Троцкий предлагал свою программу, то Сталин презрительно фыркал, заявляя, что она приведет к гражданской войне, но когда сам «разработал» аналогичную, то, по сути, один объявил войну всей стране. Да такую войну, какую не видывали со времен татаро-монгольского нашествия.

Для осуществления «своей» программы, которая выкидывала на свалку нэп, Сталин провозгласил обязательную коллективизацию на селе и первый из многих пятилетних планов развития промышленности.

Программа индустриализации, которая начала осуществляться в конце двадцатых годов, вскоре дала результаты, даже несмотря на то, что превалировала навязчивая идея развития только тяжелой промышленности. Эта мания к производству средств производства до сих пор тяготеет над страной. Появились новые промышленные города и поселки, многие из них на Урале и в прежде неразвитых районах Сибири. Поскольку любое производство начиналось практически с нуля, то количество чугуна, стали, нефти, угля и электричества удваивалось, утраивалось, возрастало многократно. В равной степени развивались также транспорт и смежные производства. Но такое развитие осуществлялось не для улучшения жизненных условий миллионов россиян — те являлись лишь субъектом подневольного труда, «рабсилой», — а главным образом для усиления Красной Армии, сначала в целях самозащиты, а в конечном итоге для мирового господства.

В начальный период индустриализации в Советский Союз буквально хлынули иностранные инженеры и технические специалисты. (Такому наплыву способствовал тот факт, что тогда западный мир переживал экономический спад и там было нелегко найти работу.) Многие из тех иностранцев со временем разочаровались в «благородном эксперименте», узнав, что это такое на самом деле, а некоторые из них стали козлами отпущения за первоначальные неудачи Советов.