Скелет в шкафу художника: Повесть - Яна Розова

— Врешь ты, — с опозданием вклинилась я.

— Нет, не вру!

— Мама не могла тебя шантажировать! Исключено. Она была слишком порядочным человеком, да и слишком уж в небесах витала. Не в ее характере действовать так расчетливо.

— Ну, хорошо, — вздохнул он. — Хорошо. Только никому не говори всего! Конечно, ты права, Риточка была просто невозможно порядочной. В этом причина несчастья. Я много рассказывал ей в тот период, когда она лечилась у меня, о своем методе катарсиса. Только продвигал его и мне нужны были все новые подтверждения успешности применения метода. Сначала все шло гладко, как по маслу. Трое больных подряд сразу почувствовали облегчение. Я кинулся трезвонить во все медицинские журналы, стал готовиться к выступлению на международном психиатрическом форуме в Копенгагене, в общем… И надо же было такому случиться, что сразу после возвращения из Копенгагена происходит дикий случай! Один больной разрезает себе живот прямо в моем кабинете! Это видела только одна пациентка. К моему счастью, она время от времени страдала приступами белой горячки и много чего видела необыкновенного. Я быстро отвел ее в палату, сказал, что у нее приступ белой горячки, созвал толпу врачей, ушел к себе и занялся своим кабинетом. Труп упрятал в шкаф, кровь замыл, благо раковина есть в кабинете. Мыл своим халатом! Ужас что было. Я так испугался, что наделал массу глупостей. Ну что мне стоило просто вычеркнуть из истории болезни самоубийцы свой метод лечения! Труп бы передал в морг! Чего только с больными у нас не бывает! Что же, он первый себя убил в больнице? Напугал меня и сбил с толку страшный способ самоубийства, то, как носился он по кабинету, уже умирая, как разматывал кишки… Кричал… Господи, до сих пор перед глазами эта картинка стоит! А когда я уже вывез труп и закопал, то понял, что теперь получается, что я совершил преступление. Понимаешь?

Он посмотрел мне в глаза измученным взглядом, и я поняла, что нелегко дался ему рассказ.

— Давайте, говорите до конца, — велела я жестко. Речь идет о маме, все остальное — неважно!

— Теперь все расскажу. Риточка все о методе катарсиса знала. Только на ней я его не применял. Ей вообще ни к чему было лечиться. Ее проблемы не от расстройства психики, а от особого устройства души. Она была ранимая, чуткая, жила, реагируя на все вокруг, будто нет на ней кожи, будто все нервы оголены! Я только успокаивал ее словами и немного легкими препаратами и давал возможность спокойно работать. Она увидела свою абстрактную композицию на выставке, в музее изобразительных искусств. Рита поняла, что это кровь по цвету, по консистенции, но скорее все-таки интуитивно, и сразу спросила, чья это кровь? Я попытался солгать ей, сказать, что сам как-то палец поранил, текла кровь, пошатнулся, облокотился о картину… Она почувствовала ложь. И прямо спросила: это кто-то из пациентов? Оказывается, Рите успела натрепать эта алкоголичка Анна Владимировна! Мы вернулись сюда. Я признался, она плакала, я стал каяться во всем, вызывая ее жалость, пытаясь выиграть время. Я любил ее, но еще больше я любил свою работу и свой метод! Она обязательно бы рассказала все в милиции. Мне удалось убедить Риточку, что я очень переживаю, что готов похоронить всю карьеру из-за одного глупого случая, что на кону вся моя жизнь. И она поверила мне. Пожалела меня. Сказала, что ничего, так бывает, это — несчастный случай, и все будет хорошо. Я буду работать над своим методом, и когда-нибудь он станет спасать жизнь людям, а она родит нашего ребенка, и мы будем счастливы.

— Так зачем же было убивать?

— Испугался очень. Спасал свою карьеру.

— Стоп-стоп! — опомнилась я. — Ты говоришь о парне, сделавшем харакири, а ведь были и другие! Анна Владимировна их видела.

Он нахмурился, злобно уставившись на меня, потом фыркнул:

— Еще доказать надо, что были другие. Анна Владимировна твоя спилась давно. Она и жива еще потому, что здесь по полгода валяется. Кто ей поверит! Если бы ты не была дочерью Риточки, ничего бы не поняла!

— Поэтому ты пытаешься меня убить, внушаешь мне мысль о самоубийстве?

— Нет, Господь с тобой, Варя! — Костров замотал головой. — Я же не знал, что ты — дочь Риты! Ты уже во второй раз пострадала, когда я это узнал!

— Теперь ты понял, что я не собиралась себя убивать?

— Если ты так считаешь… Хотя случай интересный! — Видно было, что в нем снова проснулся профессионал. — Ты думаешь, что это был я?

— Не знаю… Так что дальше? — Я помахала у него перед носом шприцем.

— Дальше? А что дальше… Она ушла домой. Я дал ей с собой таблетки, которые она должна будет выпить ровно в восемь вечера. Сказал, что достал нечто особенное, для ребенка. Такое лекарство она принять не забыла бы! В полдевятого позвонил ей по телефону. Она рыдала — это подействовали препараты, что я дал ей. Мы сначала поговорили. Я выспросил, как прошел ее вечер, говорила ли она с кем-нибудь. Рита рассказала, что видела одного старого знакомого, который навредил ей в молодости ужасно. Вспомнив прошлое, она снова заплакала. И тогда я сказал Риточке, что никогда не женюсь на ней, не признаю ребенка, что она старуха, бездарь, неудачница. Я сказал ей, что лучше бы ей самой себя убить — она мешает всем и никому не нужна!

— О, боже! — Слезы хлынули из моих глаз, когда я представила себе состояние мамы, услышавшей такие слова. — Она была одна, совсем одна, такая хрупкая, а ты наболтал такое! Ты сделал это, чтобы она убила себя?

Он молча смотрел на меня, уже не злобно, но и без раскаяния.

— Гадина! — выкрикнула я, залепив ему по правой щеке. — Скотина!

Убью его, решила я в тот момент. Он понял, что сейчас игла вонзится ему в вену на горле и замотал головой, вырываясь. Я повалила Кострова на пол, собственно, до преступления осталось одно движение. И тут я остановилась. Если убью его, то попаду в психушку или в тюрьму. Если расскажу о том, что несколько лет назад он довел до самоубийства мою мать, то чем докажу? Мне не поверят.

Стоит ли такая тварь, как этот местный Фрейд, моей испорченной жизни? Тимур останется без меня, а ведь с ним происходит сейчас нечто странное! Вдруг он колется? Вдруг не удержится и покатится в пропасть наркомании? И не только проблемы Тимура волновали меня в тот момент. Я поверила Кострову, что не он пытался отправить меня к праотцам. Но вот кто? Это тоже стоило выяснить.

Но, с другой стороны, за маму надо отомстить. Я отвела руку со шприцем от шеи Кострова и огляделась вокруг в поисках идеи.

На книжном шкафу стоял магнитофон. Я оставила доктора на минуту без присмотра, залезла на стул, дотянулась до шарманки и сняла ее со шкафа. Это была простейшая магнитола. Над тремя маленькими дырочками в панели, расположенными среди десятка других переключателей, было написано: «MIC». Ага, это микрофон! В подкассетнике была кассета. Я вернулась к Кострову с добычей в руках. Подключила магнитолу к розетке и сказала:

— Сейчас ты повторишь свою сагу об убийстве моей матери для записи.