Два командира - Сергей Самаров

Часовой, дежуривший у подъезда, Радиолова знал, видимо, в лицо и потому пропустил, ничего не спросив, даже одну дверную створку перед ним распахнул. За короткой мраморной лестницей, сбоку от входа, стоял инкрустированный причудливыми деревянными цветами письменный стол, за которым, небрежно развалившись в кресле, сидел средних лет военный с погонами мулязима[19]. Этого прапорщика, как Радиолову показалось, он уже где-то встречал, кажется, во взводе сирийского спецназа мулязим авваля Ахмад Шир Амина, когда взвод сирийского спецназа помогал «волкодавам» выйти с нейтральной полосы при недавних боях в провинции Даръа, а до этого взвод встречал тех же «волкодавов» после деблокады гостиницы в Кафр-Зите. По крайней мере сам мулязим сразу узнал капитана, хотя в этот раз даже переспросил, уточняя:

— Капитана Радиола? К полковника Черноиванова?

Радиолов молча кивнул. Тогда мулязим вытащил из ящика стола уже, видимо, заранее заготовленный пропуск на четвертинке стандартного листа бумаги и протянул его Радиолову, не попросив никакого удостоверения личности для подтверждения. Так показала себя восточная благосклонность.

— Кабинет полковника знаешь? Номер пять… Там написано на дверь…

У двери в правое крыло здания опять стоял часовой, который Радиолова в лицо уже, похоже, не знал. Он просто взял пропуск и положил его в ящик стоящей рядом тумбочки, после чего распахнул перед капитаном дверь и пальцем, словно прицеливаясь из пистолета, ткнул в сторону двери кабинета номер пять.

Кабинет у полковника был еще теснее прежнего, просто закуток какой-то, а не кабинет. Судя по запаху сырости и прелости, когда здание полностью относилось к больнице, здесь, вероятно, уборщица хранила ведра, швабры, веники и мокрые тряпки. Однако место для письменного стола и сейфа все-таки нашлось. И даже гость, в данном случае капитан Радиолов, смог уместиться на стуле.

— Присаживайся, — с опозданием предложил полковник, — присаживайся, Алексей Терентьевич. Привыкай к моему новому обиталищу… Надеюсь, часто будем здесь встречаться. Начальник бюро пропусков сказал, что хорошо тебя знает, значит, будет быстро пропуск выписывать, не заставит ждать.

— А как вообще этот прапорщик в штаб попал?

— Генералу понадобился надежный и ответственный человек. Он спросил оказавшегося рядом мулязим авваля Шир Амина, тот и выделил. Сказал, что очень ответственный. Чем он тебе не угодил? По тону твоему чувствую, что не угодил…

— Никак нет, товарищ полковник. Все нормально. Типичный сириец этот прапорщик. Я удивляюсь, как он раньше во взводе спецназа служил. Там, я видел, парни подобрались жесткие, не сильно добрые и на все готовые. Мягкотелому прапорщику было среди них, думаю, нелегко. А командир взвода от него просто не знал, как избавиться. А тут и случай подвернулся. Вот и стал прапорщик «суперответственным» человеком. Но, как я понимаю, вы меня, товарищ полковник, вызвали не для того, чтобы с этим прапорщиком познакомить…

— Естественно. Акид Македон провел свое быстрое расследование.

Короче говоря, Лугару навел страху на всех. Самое главное, на местных бандитов. Его так представители ЦРУ, что с бандами связаны, охарактеризовали. И дали категоричный приказ во всем содействовать. Если раньше эти представители ЦРУ щадили самолюбие амиров и эмиров, то теперь то ли перестали с ними совсем считаться, то ли Лугару в самом деле у американцев стоит на особом счету. То есть приказ был категоричным. Об этом сообщает агент среди бандитов Маймун аль-Марвин. Есть в разведотделе такой. Очень скользкий, на мой взгляд, тип, и я лично ему полностью не доверял бы. Но акид аль-Аттан другого мнения. Он в две тысячи двенадцатом году, будучи еще майором, сам этого аль-Марвина завербовал. Я говорю акиду, что любой агент, поставляющий такие сведения, давно бы уже завалился, но аль-Аттан не верит мне, зато верит аль-Марвину. Но это не мое дело по большому счету. Если хотя бы шестьдесят процентов сведений подтверждается, они считают агента ценным. По нашим нормам действительность данных должна быть другая…

— У нас в военной разведке считается нормой девяносто девять процентов точности. Меньше — уже недопустимо. Один процент дается на неточность приборов определения. А если работать без приборов, то точность должна быть стопроцентной.

— У нас в СВР величина другая, только девяносто процентов. Но у нас и сведения иного характера. Мы занимаемся чаще всего аналитикой. А каждый аналитик видит ситуацию по-своему. Вот на собственное видение и дается десятипроцентная скидка. В сирийской армии на разведку смотрят иначе. Здесь приходится делать скидку на воображение и привычное желание сирийцев все преувеличить. Но разговор сейчас не о том. Короче, от Маймуна аль-Марвина пришло сообщение, что американцы начали проявлять жесткость в своих требованиях. Сам аль-Марвин связывает это с личностью Лугару, хотя я склонен больше считать, что американцы начинают проявлять истеричность. Все их планы разрушаются, и они с этим ничего поделать не могут. Посадить своего марионеточного президента в Сирии уже не удалось, и сопротивление восстановлению республики не удается. День за днем части оппозиции переходят на сторону официального президента. Даже курды, получив от американцев большие дополнительные территории, не желают их защищать от армии Асада и переходят в подчинение официальному правительству. Даже сдают целые нефтяные поля в Дейр-аз-Зоре. Те самые поля, которые американцы рассчитывали предоставить в разработку своим компаниям. А теперь там открывается поле деятельности для российских компаний. Отсюда и истеричность, и попытки проявить жесткость. Но даже то, что личность Оборотня сирийцы принимают всерьез, — уже очень хорошо. Для нас и для самих сирийцев. И пусть они даже привирают. Больше будут опасаться, серьезнее будут работать…

— Я тоже так считаю, — не мог не согласиться с полковником Радиолов. — И пытаюсь при этом понять местные реалии. Только это понимание ничуть не приближает меня к общему пониманию ситуации.

— А чтобы это понять, я назову тебе, Алексей Терентьевич, еще одно имя, хотя это и закрытая информация. Итак, есть некто по имени Маргуба Наурас Тауфик. Этот человек работает водителем на американской военной базе в Эт-Танафе. Причем ездит не на грузовике, а возит начальника их объединенного штаба, то есть штаба, который командует одновременно и летчиками, и пехотой, и артиллеристами, и танковыми подразделениями. Уже много лет возит. Официально он не владеет английским языком, поэтому американские офицеры разных родов войск в машине не стесняются при нем разговаривать. Так вот, по информации, которую удалось раскопать акиду Македону, семья Наураса Тауфика находится там же, на американской военной базе, но он с семьей не имеет возможности встречаться. И произошло это — я говорю про разделение семьи — только в ближайшие дни. Наурас Тауфик уже много лет работает на отдел акида аль-Аттана. Раньше сотрудничал с одним офицером, потом с другим, сейчас неожиданно начал работать с третьим. Причем без ведома второго. Официально прошла случайная перевербовка, но при странных обстоятельствах. Дело в том, что в момент, когда вербовка состоялась официально и даже была задокументирована подписями двух сторон о намерениях сотрудничества — это здесь обязательный документ, своего рода гарантия того, что человек не откажется от сотрудничества в дальнейшем, — накиб Яропелк Юстахойос, сотрудник достаточно молодой, пришедший в агентурное отделение разведотдела с должности командира роты спецназа, твой то есть коллега, Алексей Терентьевич, по нашим данным, находился в момент перевербовки совсем в другом районе Сирии. Сам он уверяет, что добился подписания договора раньше, а дату проставил задним числом, наугад, уже когда вернулся из командировки. Акиду Македону при этом удалось узнать, что семья накиба Юстахойоса в настоящее время находится на территории, занятой курдами и американцами, то есть недоступна для проверки в настоящий момент. При этом, по показаниям коллег самого Яропелка, сидящих с ним в одном кабинете, накибу излишне часто звонит жена. Иногда он сам звонит ей. Одному из офицеров разведотдела случайно удалось услышать несколько слов. Звонила накибу, вне всяких сомнений, женщина. Но он очень испугался, что его разговор услышат, и вышел с трубкой в коридор. При этом накиб ни разу не разговаривал ни с кем из детей. А их у него пятеро. Сыну уже шестнадцать лет. Взрослый парень по местным меркам.