Скромная семейная свадьба - Тина Лукьянова

– Патрисия, нам надо поговорить.

– Будешь Патрисии сказочки рассказывать, что забыл в Тересиной комнате? – насмешливо сказал Даниэль. – Боюсь, она не поверит. Слишком хорошо она знает собственную сестру, чтобы ты смог ей с невинным видом впарить, что ошибся комнатой. Этажом выше, этажом ниже – какая, в сущности, разница, да?

Выглядел он при этом необычайно довольным, как будто поступок Андреса делал его лучше, если не в моих глазах, так в своих – точно. Но Андрес даже не взглянул на Даниэля, он продолжал держать меня за руку и смотреть так, словно в моей власти было выбрать для него жизнь или смерть. Вот только я теперь не была уверена, что она, эта власть, так мне нужна. Похоже, наш роман закончился, не успев начаться. И было от этого мне так же больно, как тогда с Даниэлем. Или почти так же – я же не видела того, что случилось, собственными глазами. Наверное, он действительно мог рассказать что-нибудь занимательное, а я при желании – поверить. Только не было у меня этого желания.

– Андрес, – устало сказала я, – потом, может быть. Но только потом. Сейчас мы все равно даже выйти отсюда не можем. Ты же не хочешь объясняться при посторонних?

– Могу и при посторонних, – невесело усмехнулся он. – Я действительно был в комнате Тересы. И вот почему. Бруно Берлисенсиса я, конечно, знаю, не очень хорошо, но его поведение сегодня разительным образом отличалось от того, как он себя вел в Академии. А тут еще рассказ фьордины Берлисенсис, который у Тересы вызвал очень сильные чувства. Правда, затрудняюсь сказать, какие именно. Вот я и подумал, что она может что-то знать о том, кто действительно тогда подлил фьорде зелье, если уж сама занимается подобным. Разговора у нас не получилось. Вела она себя очень странно. Дерганая какая-то. Глаза все время закрывала и как будто прислушивалась к чему-то. В комнату пригласила, но совсем не слушала, что я говорю. Потом сказала, что ей все надоело и чтобы я убирался. А если не уберусь прямо сейчас, то она придумает, что сказать сестре…

– И после этого ты стукнул ее по голове подсвечником? – с огромной надеждой в голосе сказал Даниэль.

Похоже, общение с фьординой Нильте не прошло для него даром. Что ж, теперь у них всегда будет любимая тема для разговоров. Могут продвигать свои кандидатуры и обсуждать их плюсы и минусы. Андрес, несомненно, сильнее фьордины Берлисенсис и его удар с большей вероятностью приведет к летальному исходу, на что мой бывший жених и будет напирать в своих обвинениях.

– Даниэль, мне кажется, смерть моей сестры не повод для подобных шуток, – сухо сказала я. – К тому же в комнате Тересы нет никаких подсвечников.

– Как это нет, я лично видела, – оживилась фьордина Нильте. – Два трехрожковых, за кроватью.

Даниэль расцвел в торжествующей улыбке.

– Вот когда выяснится, что ее убили одним из них, – охладила я его пыл, – и сделал это именно Андрес, тогда твои слова будут иметь какой-то смысл. А так… Думаю, фьордина Нильте разглядела лишь подсвечники, но никак не повреждения на них.

До нее дошел смысл моих слов, она бросила короткий взгляд в сторону фьордины Берлисенсис, которая все же оставалась у нее в приоритете как кандидатура убийцы, и торопливо заговорила:

– Да какие повреждения? Они новехонькие и блестящие, как только что из магазина. Разве что воском немного закапаны, и все. А что я про них упомянула, так я просто всегда за честность во всем.

Андрес не отпускал мою руку, и я поняла, что уходить мне не хочется, а хочется вот так просто стоять рядом и смотреть друг на друга. Остальное казалось неважным. Собственная черствость поражала даже меня саму. Я не испытывала ни малейшего сожаления от смерти Тересы. Впрочем, злорадства по этому поводу – тоже. Словно умер кто-то чужой для меня, а не родная сестра. Словно я прочитала новость в газете, а не жила с ней бок о бок столько лет. Приходилось признать, что Тереса была мне совсем чужой. А вот маму было ужасно жаль, но я даже не представляла, что могу сделать, чтобы ей стало хоть немного легче.

– Патрисия, могу я попросить еще чашечку? – ворвался в мои размышления голос Даниэля.

– Можешь не только попросить, но и налить себе сам, – вместо меня ответил Андрес. – Не думаю, что в этом доме на тебя за это обидятся.

– Я не к тебе обращаюсь, – зло сказал Даниэль. – И только уважение к этому дому не позволяет мне ответить так, как ты этого заслуживаешь.

– Пожалуйста, не надо ссориться, – глухо сказала мама. – Не здесь. Не сейчас.

– Извините, фьордина Венегас, – покаянно сказал Андрес.

Даниэль тоже сказал пару вежливых слов, бросая при этом совсем не вежливые взгляды на соперника. Мама кивнула, показывая, что приняла их извинения, и опять уставилась в одну точку. Я оторвалась от Андреса и подошла к ней.

– Может, тебе прилечь? – неуверенно предложила я.

– Что мне это даст? Если бы можно было проснуться и увериться, что все случившееся лишь приснилось. Но нет… – Она прикрыла глаза и устало откинулась на спинку кресла. – Наверное, меня тоже должны допросить?

– Не знаю. Скорее всего, да. Вдруг ты видела что-то, позволяющее найти убийцу и без магии?

Мама покачала головой. Она никогда не была особо наблюдательной и прекрасно об этом знала.

– Но вдруг? – продолжала я настаивать. – Вдруг что-то стояло не на своем обычном месте и ты это заметила?

– К примеру, подсвечники, что заметила фьордина Нильте своим орлиным взором, стояли в углу, за кроватью, – уточнила фьордина Берлисенсис. – А ведь их просто так, не заходя в комнату, и не заметишь.

– И зачем меня в спальню Тересы понесло? – запричитала фьордина Нильте. – Теперь от подозрений не отмоешься, если никого не посадят. А что-то мне подсказывает, что убийца выйдет сухим из воды. Слишком высокие связи имеет.

Смотрела она при этом на фьордину Берлисенсис, но всем уже настолько надоели эти постоянные безосновательные нападки, что ее не только не поддержали, но даже и не услышали. Даже фьордина Берлисенсис равнодушно отвернулась, демонстративно передвинув трость в сторону своей недоброжелательницы. Обвинения фьордины Нильте становились все более нелепыми, выдавая лишь ее ненависть к обвиняемому семейству, и никак не способствовали поискам истины. Представить Бруно проводящим ритуал над телом невесты, только что убитой его бабушкой, мог человек только с очень извращенно развитым воображением. Фьордина Нильте тяжело вздохнула и на всякий случай передвинула свои тонкие ноги подальше от угрозы.

– Как долго допрашивают этого типа, – громко сказала она, уже ни к кому не обращаясь. – Если на всех будут тратить столько времени, придется нам здесь на коврике заночевать. Они же никого не выпускают! Сколько можно здесь сидеть? Я лично – занятой человек, мне никто не компенсирует недополученных денег.

– Картинами невестки торгуете? – ехидно спросила фьордина Берлисенсис. – Оптом и в розницу? Наслышаны, наслышаны про юное дарование. Самые известные фринштадские галереи готовы платить просто огромные деньги, лишь бы даже случайно не заполучить ее котиков. Говорят, у тех, кто на них долго смотрит, развивается нервный тик.