Питбуль для училки - Галина Чередий

– Да куда ты!.. – Ладно, не до тебя сейчас.

Уже не пытаясь хоть как-то сдержать захват сознания багровой пеленой, я пошел в подъезд. Тварь, я же тебе все кости… каждую… Ты, сука, ходить никогда не будешь, только на пузе, как х*ев червь, ползать в своем дерьме…

Нажал звонок на нужной двери и встал так, чтобы меня нельзя было разглядеть в глазок. Тихие шаги, и щелкнул замок. В щель мелькнуло бледное лицо Лены. На скуле темное пятно гематомы. Ее глаза испуганно расширились, и она навалилась на дверь, явно намереваясь захлопнуть перед моим носом. Хер там, маленькая. Мягко, но сильно я навалился и вломился внутрь.

– Где он?

– Миша!

– Я. А ты кого другого ждала? – кровожадно ухмыльнулся, настойчиво тесня ее в глубь квартиры. – Эй, ты, боец сучий, выходи-и-и!

– Ты что! – она кинулась вперед, силясь зажать мне рот ладонью. – Тише!

– С какой стати? – Я поймал ее запястье, чмокнул в центр ладони, мимолетно обнял и отпихнул аккуратно за спину, двинув дальше по чужому жилищу. – Он когда бил тебя, тоже тихо это делал?

– Да стой же ты! – Лена повисла сзади на моих плечах, прижавшись при этом всем телом, на что мое среагировало моментально. К ярости добавилась еще и равная по весу и мощи мера похоти, и меня прямо аж потряхивать стало. – Миша, стой! Сына разбудишь! Нет Сергея дома!

– Нет, значит, – тормознул, сразу понижая тон. И правда, что-то я о ребенке в помещении не подумал. – Ну так я подожду, раз нет. К ночи вернется? Чаю предложишь, беглянка моя?

– Не вернется! Он на три дня уехал!

– Ну вот и здорово. Времени вагон. Пока дождусь, пообщаемся наконец. А то ты как-то внезапно меня покинула там, на берегу.

– Ты с ума сошел? Ты как меня нашел? Зачем? – почти шепотом спросила она, обходя меня. Стиснула края ворота от халата, прикрываясь, и чуть отхлынувшее бешенство снова наложило жесткие пальцы на мое горло.

– Сын твой где? – прищурился я, захватывая уже оба ее тонких запястья, и стиснул зубы, заметив обломанные до мяса ногти и кровоподтеки и царапины на кистях. Гондон ты поганый!

– Спит. – Лене пришлось под моим давлением отпустить одежду, и моим глазам предстало еще больше следов. Темные, почти черные отпечатки на тонкой, зацелованной мною шее. Синяки и царапины на ключицах, облизанных мной, когда она объезжала меня сверху. П*здец тебе, мразь!

– Спит крепко? – дернул за пояс халата, под тихое «ой, ты что» и пресек попытку вернуть как было.

– Ты что творишь? – зашипела Лена, когда я попросту стал сдирать с нее тряпку. – С ума сошел?

– В процессе. А пока только смотрю, маленькая.

Она заколотила меня по плечам кулаками, вырывалась, но я таки стянул халат и поймал руки, которыми она тут же стала прикрываться. Еще больше синяков и ссадин. Колени, локти, ребра, бедра, плечо. Бл*дь-бл*дь-бл*дь. Я прямо-таки задыхался от необходимости зубами вырвать его глотку сию же секунду.

– Пусти! Да как ты смеешь! – все так же шепотом «прокричала» она, дергаясь.

– Это из-за меня? Узнал? Сама сказала? – спрашивал, но Лена только мотала головой, зажмурив глаза. Из-под век потекли слезы.

– Пусти, Миша, пожалуйста! Хватит! Не мучай и ты меня!

Я отпустил сразу же. Разжал захват на тонких запястьях и мгновенно укутал в свои руки. Обнял, распластывая по своей груди и утыкая себе в шею мокрым лицом.

– Что еще сделал? Тронул… Лен? Была с ним?

Тупой баран, он ей муж законный, вообще-то. Но что-то пох*й мне. От мысли, что он тронул мое… Мое ведь… Почему – плевал я сейчас. Главное, что тронул то, что больше не его. И если еще и не по доброй воле… Нет, если сама… Я же пойму, да? Ни хера! Не предъявлю ничего, боже упаси, но его еще и за это в пыль расхерачу.

– Нет-нет-нет, – всхлипывала она мне в кожу. – Не из-за тебя, Миш. Не была. Нет. Он хотел. Я не могу. Не смогу уже…

– Вот и умничка моя, – взялся я наглаживать ее волосы. – Вот и славно. А со мной сможешь, – я не спрашивал, утверждал, не обращая внимания на то, что она все продолжает отрицать. – Сможешь, Лен, сможешь. Тебе же хорошо со мной было. Видел я, чувствовал. И мне с тобой сладко сил нет как. Так что все у нас хорошо и дальше будет.

– Да ты совсем рехнулся! – треснула меня вдруг Лена в грудь кулаками и выгнулась, стремясь вырваться. – Уходи сейчас же! Что ты несешь вообще! Я замужняя женщина, а ты явился в нашу с мужем квартиру и говоришь такое!

– С мужем, который с тобой сотворил такое? С которым ты больше и в постель лечь не сможешь?

– Это тебя не касается!

– Касается! За что он так с тобой, Лена? Хотя знаешь? Похер! Никто, бля, не смеет вот так обращаться с женщиной. Ни по какой, сука, причине! Я тебя забираю!

– Сбрендил? Пусти! Никуда я с тобой не пойду!

– Только со мной и пойдешь, – заверил ее я.

– Нет! Ни в коем случае! – Так… у меня тут акт неповиновения. Напрасно ты так, маленькая. Придется напомнить, как легко я могу сделать тебя покладистой и мягкой, что то масло в жару. – Уходи и больше не возвраща…

Аккуратно, чтобы не дай бог не причинить боль, я обхватил талию Лены, чуть подкинул на бедро, внес на кухню. Плотно закрыл дверь, игнорируя ее «поставь, не смей таскать меня, тебе нельзя!».

– Стол крепкий? – ухмыльнувшись оголодавшим, предвкушающим немедленную поживу зверем, спросил я.

– Что?

– Хотя что ты там весишь, выдержит, – усадил ее на столешницу, сразу же вклиниваясь бедрами между ее ног, не давая их свести.

– Миша, да что же ты… Нельзя же… – властно запрокинув ей голову, сцеловал возражения первыми рваными касаниями.

Да, сука-а-а-а. То самое. Вкус, мягкость, сладкое изысканное вино, что в голову шарашит сильнее, чем бутылка коньяка разом с горла, и этот мгновенный дикий голод, загудевший в крови. Сожрать всю, ничего и никому не оставляя. Поглощать до тех пор, пока не будет лежать бессильная, дрожащая в изнеможении, а я над ней, все еще ненасытный и готовый рычать и бросаться на любого, кто потянется, посмотрит, захочет…

Я мотнул башкой, в которой опять нагналось багрового тумана ярости. И это будет. Сейчас упрямство инопланетянское угомонить надо, а то все ерзает вон и свои «нет-нет-нет, уходи, нельзя» бормочет. А сама же ладонями жадно по груди, плечам шарит, пальцами торопливо по щекам, шее скользит, словно хочет натрогаться, прежде чем прогнать. Глупенькая ты, Лена. Нельзя пса, что тебя выбрал, прогнать уже. Гони не гони, он же все равно где-то рядом отираться будет.

– Ты же будешь тихой, да? – пробормотал, мягко боднув ее в подбородок, открывая для себя ее шею и ключицы. На секунду опять оскалился от вида следов чужой жестокости и принялся заласкивать их нежно-нежно, ни капли той алчности из нашей первой ночи. Еще успеется.

– Миша, да что же ты делаешь… – принялась упираться мне в лоб ладошкой и выкручиваться из-под меня Лена, хоть и задышала чаще. – Стыд какой… Отпусти! Уйди, ради бога уйди!