Мёртвые возвращаются - Кристофер Ламой

и улыбается.

– Ида, – говорю я, – он не разговаривает с…

Она поднимает руку, останавливая меня. Я в шоке. Маленький мальчик смотрит на неё, и его лицо расплывается в улыбке.

– Спасибо, – произносит он.

Тут рядом с нами тормозит автобус, и это мгновение заканчивается.

К моему большому удивлению, все сиденья заняты. Нам приходится протискиваться, чтобы встать посреди прохода. На следующей остановке снова заходят люди, никто не выходит, и я стою так близко к Иде, что улавливаю сладкий запах жвачки «Розовая экстра». Я принюхиваюсь посильнее – и различаю запах духов и сигарет. Запах Иды.

Шумный автобус едет дальше. Люди болтают и смеются. Молодёжь стоит группами, у всех блестят глаза, а под длинным пальто видны плохо спрятанные пивные банки. Мне немного не по себе. Иной раз, когда люди разражаются хохотом, мне кажется, что они разговаривают обо мне. Я смотрю на Гарда, на его большие испуганные глаза, потом на Иду. Она разглядывает фьорд. Она совершенно спокойна, происходящее вокруг на неё никак не действует. Хотел бы я хоть немного быть похожим на неё.

– Автобусный вокзал Ботсвика, – объявляет безжизненный механический голос в салоне. Я первым выбираюсь наружу.

– Там, внутри, пахло смертью, – говорит Ида. Она демонстративно не обращает ни на кого внимания, а я провожу рукавом свитера по лбу, чтобы она не заметила, как я вспотел.

Мы направляемся к очереди, Гард скованно следует за нами.

– Не думал, что в Ботсвике столько жителей, – говорю я, оглядывая запруженные людьми улицы.

– Из окрестностей тоже многие приехали, – говорит Ида. – И из других городов. Это важное событие.

Большая парковка в центре Ботсвика окружена стальным забором. Мы попадаем внутрь и, пробравшись сквозь бурлящую толпу, оказываемся позади всех. Через несколько минут на сцене появляется высокая блондинка.

Ида прислоняется ко мне:

– Это Дагни.

Я никогда не видел эту исполнительницу – в отличие от ботсвикцев. Восторженные крики наполняют центр этого сонного места, и я стою словно в трансе рядом с Идой и Гардом, а со сцены льётся музыка и мигают огни.

Crawled up beside you… And I was yours to hold…

У меня по коже бегут мурашки, и я понимаю, что мне было необходимо именно это – убраться из дома. Я улыбаюсь и время от времени поглядываю на Иду. Её глаза горят. Она покачивается в такт музыке, полностью поглощённая ею. Я тоже – только я поглощён Идой. Я заставляю себя оторвать от неё взгляд, и тогда вижу Гарда. Я чуть не забыл, что он здесь. Мой младший брат стоит, спрятав руки в карманы, его внимание тоже приковано к сцене и мигающим огням. И разве не улыбка прячется в уголках его губ?

Дом 37 на Лодочной улице кажется далёким местом из другой жизни.

Дагни исполняет четыре-пять песен, и я замечаю двух девушек, стоящих перед нами. Обе платиновые блондинки с загаром из солярия, их лица почти оранжевого цвета. Но меня удивляет не это. Одна из девушек направила мобильный в нашу сторону. Она что, фотографирует нас? Потом они смотрят в телефон и смеются над тем, что видят. В промежутке между песнями я наклоняюсь к Иде.

– Кто это? – спрашиваю я, кивая на блондинок.

Ида следит за моим взглядом.

– Дуры из моего класса, – отвечает она.

Я смеюсь, прикрыв рот рукой.

– Они выглядят как все курицы, только посмотри на них, – продолжает Ида. – Всё фальшивое, кроме сумочек от Луи Виттона. – Ида смотрит на меня, вскинув брови: – Меня не очень любят, как ты уже, наверное, понял.

Но я не могу понять, что в ней можно не любить, и размышляю о её словах до конца концерта.

Ида с Гардом остались сторожить место до выступления следующего артиста, а я пробираюсь к бару купить нам что-нибудь. Я встаю в конец очереди, шарю в карманах в поисках денег и думаю, что, чёрт возьми, купить Иде. Интересно, я буду выглядеть полным идиотом, если вернусь к ним с сосисками в булочке и колой?

На меня обрушивается ужасный запах тёплой гнили. Меня чуть не тошнит. Кто-то сбоку дышит мне в лицо. Я замираю и не двигаюсь. Монеты падают у меня из руки и звенят, ударившись об асфальт. Банкнота в пятьдесят крон тоже оказывается на земле, и хриплый холодный голос шепчет мне на ухо:

– Убирайтесь из того дома!

Меня за плечо хватает рука, да так сильно, что становится больно. Я смотрю на неё и вижу длинные грязные ногти. Кожа на костяшках такая сухая, что шелушится.

Хватка ослабевает. Я моментально поворачиваюсь и вижу спину быстро удаляющегося высокого человека в развевающемся чёрном пальто. Он скрывается в толпе. Больше никто его не замечает. Он словно тень.

Глава 23

– Привет, Ботсвик! – кричит кто-то в микрофон. Видимо, на сцене появился новый артист.

Мы ушли из концертной зоны на площадь перед парковкой. Я безостановочно расхаживаю взад-вперёд. Ида следит за мной со скамейки. У неё встревоженный взгляд, он стал таким сразу после того, как я рассказал ей о мужчине, который подошёл ко мне. Гард сидит рядом с ней и смотрит вдаль. Он ничего не понимает.

Тут из концертной зоны выходит ленсман. За ним идёт полицейский.

– Как у вас дела? – спрашивает ленсман. – Кошку похоронили?

Я рассказываю ему о мужчине в чёрном пальто.

– Ты из-за этого хотел со мной поговорить? – спрашивает ленсман. – Из-за того что к тебе подошёл мужчина и попросил тебя убраться из дома? – Он бросает взгляд на полицейского, тот в ответ закатывает глаза.

– Это не совсем обычный дом, в-в-вы же знаете.

Ленсман улыбается:

– Как выглядел этот мужчина?

– Я не видел его лица, но он высокий и худой…

– Да ну? – прерывает он меня.

– Наверное, выше двух метров.

Веки ленсмана подрагивают, улыбка исчезает с его лица.

– На нём было пальто. Длинное чёрное пальто. Мне показалось, что больше никто не обратил на него внимания.

– Что-нибудь ещё? – ленсман изучающе смотрит на меня.

Я думаю долго и напряжённо. О грязной руке, о том, как этот тип скрылся в толпе. И тут я кое-что вспоминаю. Как я мог это забыть?!

– У него не было одного пальца!

Ленсман щурится:

– Какого именно?

– Мизинца.

Ленсман разевает рот, потом ему удаётся собраться, и тогда он хватает меня за плечо.

– А ты уверен? – Брызги слюны из его рта попадают мне на лицо.

Я настолько обескуражен, что могу только кивать.

– Если ты выдумываешь, Хенрик, – сердито говорит он, – если ты слышал о пальце и теперь выдумываешь, если ты…