Мёртвые возвращаются - Кристофер Ламой

с ног на голову.

– Я просто хочу, чтобы всё это закончилось, – говорю я. – Хочу жить нормальной жизнью.

– Я помогу тебе, – кивает она, поднимается и подходит к окну.

Она стоит и смотрит на лес. А потом делает то, от чего сердце у меня начинает нестись вскачь. Она берёт мою руку и стискивает её. Меня будто бьёт электрическим током. Я сглатываю и смотрю на наши руки. Они лежат, переплетённые, на письменном столе, и я замечаю кое-что на её руке – маленькую деталь: она в веснушках. Они очень мелкие, и я бы их не разглядел, если бы не резкий свет настольной лампы. Мне в голову приходит мысль: кто ещё обращал внимание на то, что у неё на руках веснушки? Только я?

– Ида, спасибо за…

Меня прерывает неожиданный звук. Что-то падает на пол в коридоре. Кажется, опрокинулся десятилитровый бак с водой. Ида поворачивается к двери. Её глаза округляются, на лице испуг.

– Я что, не заперла дверь?! – спрашивает она.

– Я н-н-н-не знаю. – Мои суставы сводит судорогой.

Вдруг раздаётся ещё один звук – жалобный стон взрослого мужчины:

– Оооох-оооох-оооох!

– Чёрт, – говорит Ида.

Из коридора доносится ещё один жалобный стон, на этот раз более протяжный.

– О-о-о-о-о-о-о-о-ох-о-о-о-о-о-о-о-ох!

Похоже на взрослого мужчину, который внезапно испытал острый приступ жалости к себе.

– К-кто это? – шепчу я.

Ида не отвечает, она осторожно открывает дверь.

– Ида, п-пожалуйста, подожди, – говорю я, но она уже вышла из комнаты.

Я поднимаюсь и неохотно выхожу за ней в коридор.

На полу лежит большой лысый мужик в кожаной куртке. Стоит страшная вонь. Он облевал весь пол и коврик, и даже мои скейтеры. Я зажимаю рукой нос. Явно различим запах спирта. На первый взгляд кажется, что мужик потерял сознание. Но вот его рот расплывается в улыбке.

– Ида, – гнусавым голосом говорит он.

Я никогда не видел у Иды такого ледяного взгляда. Не говоря ни слова, она опускается на корточки рядом с ним и хватается за бутылку водки, которую он держит в руке. Он стонет и пытается удержать её.

– Отдай, – говорит Ида сквозь зубы.

Ей удаётся вырвать бутылку из его рук, и она швыряет её в коридор. А потом берёт его под мышки.

– Здесь нельзя лежать, – говорит Ида и пытается поднять этого здоровенного мужика, но ей не сдвинуть его с места.

Я нагибаюсь, чтобы помочь, и вдвоём мы слегка приподнимаем его, но он снова падает на пол. Со второй попытки нам всё-таки удаётся его поднять. Он опирается на нас и что-то бормочет. Запах от него отвратительный – смесь спирта, перегара и блевотины. Наконец мы укладываем его на диван, где он сразу же отключается и лежит с открытым ртом, из которого текут слюни.

– Кто это? – спрашиваю я. – Это т-т-твой п-папа?

– Думаю, тебе пора домой, Хенрик, – равнодушно говорит она.

– Но…

– Иди домой, Хенрик.

Больше ничего говорить не надо. Я разворачиваюсь, иду к выходу, бросаю прощальный взгляд на гостиную, а потом нахожу свою обувь, перешагиваю через рвоту на коврике и закрываю за собой дверь.

Глава 26

Я решаю не идти через лес и возвращаюсь домой по главной дороге. Когда я отхожу настолько далеко от Идиного дома, что меня оттуда не видно, я сажусь на обочину дороги и, нарвав травы, стираю с кроссовок остатки блевотины. Я ругаюсь и чувствую, что меня самого вот-вот вырвет. В этот момент раздаётся писк телефона – мне пришло сообщение.

«Никому не рассказывай об этом. Вообще никому».

Так вот почему Ида не говорит о своей семье. Мама умерла, папа алкоголик. Я вздыхаю и думаю о том, как она там приглядывает за ним. Она очень расстроилась, и мне внезапно приходит в голову, что, видимо, её отец нередко вваливается в дом в таком виде и заблёвывает всё вокруг.

Я отвечаю ей: «Я никому ничего не расскажу».

«Спасибо, – пишет она. – Пусть твой рот будет на замке, плиз».

«Мой рот на замке, Ида», – отвечаю я.

«Прости, что я разозлилась».

«Всё в порядке», – пишу я и кладу мобильный в карман.

Я иду, а тёмная туча закрывает тусклое вечернее солнце. Фьорд становится серым, в центре города горят тысячи огней. Отсюда маленький городок кажется больше.

Что-то привлекает моё внимание – щелчок, звук зажигалки. На другой стороне дороги вспыхивает маленькое пламя. Одетый в чёрное мужчина стоит в тени дерева и разглядывает меня. Я вижу красный глаз его сигареты.

Я отворачиваюсь, затаиваю дыхание и быстро шагаю дальше.

– О господи, – шепчу я.

Я шагаю всё быстрее и быстрее, борясь с желанием оглянуться. Сколько ещё идти до дома? Я поглядываю на стоящие вдоль дороги постройки, но не узнаю ни одну из них.

Позади меня раздаётся резкий звук шагов, и я так пугаюсь, что всё тело каменеет. Это звук шагающих по асфальту ног. Он идёт за мной, думаю я и на этот раз оборачиваюсь.

Мужчина перешёл через дорогу. Он высокий, шапка натянута на лоб. Полы пальто развеваются у него за спиной. Я обмираю и смотрю, как он быстрыми шагами приближается ко мне. Нас разделяет метров пятнадцать, но я хорошо его вижу. Холодные глаза, резкие черты лица, словно высеченные из камня.

– Герхард, – слышу я собственный шёпот.

Он вытягивает руку.

Я поворачиваюсь и бегу по дороге.

– Подожди! – кричит он.

Это не сон? Но разве может такое происходить в действительности? Шаги за моей спиной приближаются, он тоже бежит. Сейчас это случится, думаю я. На этот раз мне не спастись, и я уже представляю, как его длинные грязные пальцы хватают меня за горло и стискивают его.

Герхард придёт и убьёт меня.

Я несусь дальше, полумёртвый от страха. Мне навстречу едет машина. Свет передних фар становится всё ярче. Я пытаюсь закричать, остановить машину, но не могу выдавить из себя ни звука. Автомобиль на большой скорости проносится мимо, я поворачиваюсь, но его уже нет.

Герхард скрылся в тени сосен.

* * *

Ида на другом конце провода молчит.

– Ты должен позвонить ленсману и рассказать об этом, – наконец говорит она. – Ты должен связаться с полицией.

Я прижимаю телефон щекой к плечу и раздвигаю занавески.

– Полиция уже здесь, – говорю я, глядя на полицейскую машину.

– Мне кажется, ты должен им рассказать, – говорит Ида.

– Ты сама посоветовала мне убежать втайне от них.

– Да, но тогда мы не знали, что Герхард тебя преследует. Теперь мы это знаем, так ведь? Он подошёл к тебе на летнем фестивале. Он бежал за