Пыльная зима - Алексей Слаповский

– Опять шум? – зычно спросил он и пошел на тощего с краткой фразой: – Караул устал!

Тощий соскочил с рояля и закрыл голову руками. Главный вздрогнул: по Гоголю и по Чехову он знал, что сумасшедших бьют. Но не в советской же стране! Санитар, однако, бить тощего не стал. Встав над ним, он траурно произнес:

– Работают все радиостанции Советского Союза! Важное правительственное сообщение. Сегодня в пять ноль-ноль по Гринвичу умер сами понимаете кто!

Тощий задергался и упал на пол. Застыл. Санитар снял белую шапочку. Больные заплакали. Одни выстроились в почетном карауле, другие подняли тощего, недвижимого, понесли на руках, положили на рояль. Санитар остался доволен. Выходя, он, однако, добавил:

– Ввиду запланированного парадокса истории произвести перезахоронение покойника. В почетную его кремлевскую, суку, стену.

Тощий живо вскочил и побежал куда-то; наверное, он знал, что процедура перезахоронения очень неприятна. Понурые больные, лишенные удовольствия, разбрелись по углам.

День и ночь, день и ночь думал Главный о том, что произошло, и не находил объяснения. Смутно вспоминал он что-то о переселении душ. Что-то индийское, что ли… Но это же глупости. Это религия, это ненаучный взгляд на мир. Нет, лучше не ломать над этим голову, а подумать, как доказать, что он – Главный, Главный! Он каким-то образом вселился в тело случайного человека. Разыщите, разберитесь, примите меры! Но нужно что-то такое, что убедило бы всех. Главный вспомнил детскую книжицу «Принц и нищий». Какой-то американец написал. Его, Главного, детство было трудное, активное, и как-то не довелось ему в свое время читать этой книжки, а собрался однажды подарить внуку (роскошное издание, выполненное в единственном экземпляре) – и зачитался, зачитался и все никак не мог оторваться. Уже позвонили и сообщили, что машина у подъезда, чтобы ехать на именины к внуку, а он все читал, уже позвонила из соседней комнаты жена: мы едем или нет? – а он, сказав, что собирается, все читал. Уже позвонил академик медицины Менгиг и спросил, как он себя чувствует, и он ответил, что чувствует себя вот именно неважно, о чем просит известить всех. Никакой помощи не требуется, я просто полежу, все отлично, но нужно полежать, жене скажите – пусть едет без меня, подарок купит по пути где-нибудь.

Он читал всю ночь, с досадой ощущая сгущавшуюся вокруг своего домашнего кабинета тревогу, слышал далекую суету. Но никто не посмел его обеспокоить, только жена звонила через каждый час. Ей он сухо отвечал: работаю. Это было правдоподобно, потому что на завтра назначено важное совещание, и одновременно неправдоподобно, потому что давно он уже не работал по ночам, главная подготовка к мероприятиям заключалась в том, чтобы хорошо и свежо выглядеть. Он читал всю ночь и все-таки не успел, поскольку читал всегда серьезно, медленно, вдумчиво. Позвонив утром соответствующим людям, он указал перенести заседание на два часа позже. Случайно об этом узнал министр сельского хозяйства, он заподозрил, что Главным получено какое-то важное внешнеполитическое сообщение и об этом уже наверняка знают все, а вот его, министра сельского хозяйства, как всегда, держат в черном теле. Поэтому он поспешил намекнуть министру обороны, что и он, промежду прочим, в курсе некоторых событий. Министр обороны подумал, что недаром у него с вечера немела левая часть головы, почему это вдруг какой-то министришко сельского хозяйствишка знает то, о чем не знает он? – нет ли тут происков министра легкого машиностроения? – и не упрекнут ли его, министра обороны, в нерасторопности? Поспешив в свои апартаменты, он тут же отдал приказ о приведении войск в готовность номер один. Во многих частях и подразделениях готовность номер один была понята как полная боевая готовность, потому что все давно запутались, какая готовность номер один, а какая полная боевая, считая, что номер один боевая и есть. Возможно, так оно и было. Открылись шахты, показались головки ракет. Это моментально было зафиксировано спутниками-шпионами, информация поступила в штабы вероятного противника, вероятный противник открыл свои шахты и поднял в воздух стратегические бомбардировщики, которые стали хищно кружить возле наших границ, ожидая приказа. В ответ была поднята вся штатная авиация наших войск, подлодки пошли куда было указано, троцкисты объявили о начале мировой революции, отдыхавший в Каннах российский престолонаследник получил телеграмму с одним только словом: «Скоро!», на международных биржах творилось черт-те что, акции компаний, в цикле производства которых была советская нефть, стремительно падали, банки лопались один за другим, кто-то застрелился, военные заводы в Саратове получили предупреждение о возможной эвакуации, саратовские старушки, абсолютно ничего не зная об этом, стали покупать десятками буханок хлеб на сухари, в очередной раз пропали плавленые сырки, а корреспондент Саратовского телерадио Алексей Слаповский, выслушав сплетни о летящей на Саратов из Флориды атомной бомбе, сел со скукой сочинять очередную передачу по письмам и жалобам трудящихся, в которой нещадно бичевал коммунальных и прочих начальников среднего звена, время от времени выходя в коридор покурить и подумать над замыслом веселого и грустного романа «Я – не я», но вдруг кто-то позвонил, поболтав с кем-то в зажатую ладонью трубку, он сказал своей начальнице, пряча глаза: «Я срочную жалобу проверить…» – и ушел.

К назначенному сроку Главный вошел в зал заседания. Был бледен. Собравшихся прошиб холодный пот.

– Сердце прихватило, – сказал Главный. – Ну что ж, начнем?

…Был объявлен отбой готовности номер один, ракеты спрятались в шахты, самолеты вернулись на аэродромы, военные чины рассматривали седые волосы, прибавившиеся за эти часы, престолонаследник, выехавший уже в Париж, получил телеграмму: «Будем ждать еще», акции упомянутых компаний опять подскочили, лопнуло вследствие этого еще несколько банков, кто-то опять застрелился, саратовские бабушки кормили голубей размоченными сухарями, плавленые сырки, правда, так и не появились, а корреспондент Саратовского телерадио Алексей Слаповский независимо от этих событий явился домой поздно, дыша духами, туманами и вином и, тыча пальцем вверх, мычал, кривя мокрый рот:

– Я – не я! Прошу запомнить!

– Я все запомню, – терпеливо отвечала его жена Лена.

Так вот. Главный, вспомнив книжку «Принц и нищий», вспомнил про то, как принц убедил всех, что он действительно принц, указав, где хранится большая королевская печать, которой он колол орехи (или это нищий колол орехи, надо бы перечитать). То есть и ему, Главному, следует припомнить нечто такое, что знает только он один и что докажет его права. Но у него не было большой королевской печати. У него не было даже какого-нибудь ключа от потайного сейфа, да и самого сейфа не имел, жил открыто, простодушно. Разве что обнаружить свое знание какой-нибудь большой государственной тайны? – но какой?

Были тайны, они поступали на стол Главного в виде черных папок с пятью звездочками на обложке – знак предельной секретности. На титульном листе подпись: «Сведения строжайшего характера, ознакомлены…» – и подписи пяти-шести ответственных лиц; кроме них, никто в мире не знал о содержании документа. Но Главный сейчас признался себе, что ничегошеньки не помнит из этих тайных схем, таблиц и карт. Помнит, что на карте то ли Восточной, то ли Северной Сибири он увидел кружочки, расположенные в виде созвездия Малой Медведицы, и указал на эту дешифрующую оплошность. Его замечание было воспринято оперативно, через полгода сообщили, что объекты передислоцированы с минимальными затратами в пять там или в восемь миллиардов рублей и уже ничего не напоминают своей конфигурацией, специально по звездному атласу проверяли. А вот что за кружочки, что за объекты – теперь хоть убей…