Приговор, который нельзя обжаловать - Надежда и Николай Зорины

– Нет, что вы?! – испуганно запротестовал он. Но Соня настаивала на смерти. Тогда он нашел спасительную формулу, доказательство жизни: тридцать седьмая городская больница, кардиологическое отделение. Он все повторял и повторял ее, как заклинание, пока не убедился, что Соня поняла: бабушка жива, доставлена в больницу, к ней можно и нужно приехать. Тогда Андрей свободно вздохнул, нажал на кнопку отбоя и поехал домой, к Насте, встречать Новый год, до которого осталось совсем немного.

* * *

Новогодние каникулы Никитин сократил своему маленькому коллективу до предела: второго января в десять утра все собрались в офисе. А к четырем версия, которую выдвинула Аграфена Тихоновна, развалилась. Евгения Черносотова, двоюродная сестра Екатерины Васильевны Королевой, была обнаружена в одном из городских моргов и опознана соседкой, которую привез Денис. В морг она поступила двадцать пятого декабря как безымянный труп. Смерть произошла в результате замерзания на улице в состоянии алкогольного опьянения.

– Напилась и замерзла, – подытожил Денис, зачитав Андрею протокол. – Жаль, очень жаль.

– Да чего ее жалеть? – возмутилась Оля. – Сама виновата.

– Нет, ты не поняла. Мне не пьянчужки этой жаль, а того, что версия ёкнулась. Теперь придется по новой что-то выдумывать.

– Выдумывать, – передразнил Вениамин, – придется не тебе, а ему. – Он ткнул пальцем в Андрея. Тот рассеянно покачал головой, он очень задумался и не слышал, о чем идет речь.

С одной стороны, размышлял он, то, что предположение Аграфены Тихоновны не подтвердилось, хорошо. Насколько он мог понять, для нее самым страшным было сознание, что ее дочь – убийца, она скорее могла смириться с ее смертью. И вот теперь появилась возможность на этот счет ее совершенно успокоить. Оставалась, конечно, вероятность, что Екатерина Васильевна подставила вместо себя кого-то другого, например какую-нибудь бомжиху с улицы, но в это Андрей не верил. Все это было настолько сложно выполнимо для такой обычной женщины, как Королева, что вероятность сводилась к нулю.

С другой стороны, вопрос – кто убил Екатерину Васильевну – оставался открытым, и ответа на него у Андрея не было даже приблизительного. Если раньше, до встречи с Аграфеной Тихоновной, какие-никакие версии у него имелись, теперь они окончательно рассыпались. Вот, к примеру, он думал, что убийца и заказчик вполне может быть одним лицом, этакий игрун, любитель загадывать загадки, безусловно, невменяемая личность с замашками сверхчеловека. Но заказчиком оказалась Аграфена Тихоновна, на такую роль она никак не подходила. Вот Артемий Польский, этот прижизненный классик и посредственный поэт, подходил идеально. В случае, если бы он был заказчиком… но, к сожалению… А впрочем… Андрей протянул руку к чашке, которая вдруг возникла перед ним на столе, машинально отхлебнул, обжегся – раскаленный, вероятно, только что сваренный кофе. Причмокнул, подул, высунул ошпаренный язык, получился шепелявый звук. Раздался смех. Он очнулся, поднял голову – Вениамин, Денис и Оля стояли кружком, смотрели на него и просто покатывались со смеху.

– С добрым утром! – приветствовал Вениамин. – Мы счастливы, что ты снова с нами. Ты, дорогой наш товарищ и начальник, незримо отсутствовал, – Балаклав посмотрел на часы, – ровно тридцать пять минут.

– Сидя на собственной шапке, – хихикнула Оля. – Всю норку измяли. Думаю, вашей жене это не очень понравится.

– Профессорская рассеянность, – с нарочито озабоченным видом кивнул Денис, и вся компания опять расхохоталась.

Андрей улыбнулся, вытащил из-под себя шапку, встряхнул ее, похлопал рукой и положил на край стола.

– Ничего ей не сделалось.

Отхлебнул кофе – на этот раз осторожно, закурил.

А впрочем, вернулся он к своим мыслям, Артемия сбрасывать со счетов нельзя, рано его сбрасывать. Пусть даже заказчиком оказался не он. Ничего это не доказывает. Меняет несколько угол уклона, но не доказывает невиновности. Тогда, в баре, вел он себя крайне странно. Он чего-то боялся. Чего? Разоблачения? Вполне возможно. Значит… Ничего не значит, потому что возможно и то, что боялся он не разоблачения, а за свою жизнь. Выходит, сам потенциальная жертва и почему-то знает об этом? Как он может знать? Только в одном случае: если предполагает, кто убийца, и понимает его игру.

Так кто убийца? И что делать с Артемием, куда его зачислить – в палачи или в жертвы?

– Андрей Львович, – над самым ухом раздался раздражающе назойливый голос, он нахмурился, поднял голову – Оля. Опять эта Оля! Улыбается во весь свой зубастый рот. – Вы стол прожигаете. – Снова раздался смех: Вениамин с Денисом потешались над его карикатурной рассеянностью.

– Идите поиграйте, – как детям, которые пристали к усталому, измученному жизнью отцу, махнул он им на компьютер. – Мне нужно обдумать… Наклевывается, но никак пока не растет… – И он сонно прикрыл глаза, снова погружаясь в свои мысли.

Как же проверить? Напрямую второй раз с Польским не поговоришь, да и надо ли разговаривать напрямую? Надо, если он жертва. А если все же убийца?

Если Артемий убийца, подумал вдруг Андрей, смерть Романа Кирилловича – никакой не суицид. Почему такая мысль пришла ему в голову, он не смог бы объяснить, но ощутил всей душой, что мысль эта верная, или, во всяком случае, он стоит на правильном пути.

– Вот послушайте. – Никитин подошел к своим коллегам, которые толклись у компьютера, устроив какое-то соревнование в какой-то неясной игре. – Представьте, человек, зубной врач, умирает в результате отравления мышьяком. Имеется предсмертная записка. Что вы по этому поводу думаете?

Они в недоумении уставились на него, оторвавшись от игры.

– А что тут можно думать? – пожал плечами Вениамин. – Профессиональное самоубийство.

– Ну да, – уверенно кивнул Денис, – профессиональное: мышьяк, а он зубной врач.

– Ага, – согласилась Оля.

– Да вы хоть представляете себе, какая это мучительная смерть? – Андрей тяжело, со всхлипом вздохнул – перед глазами на секунду мелькнула Аграфена Тихоновна, лежащая на больничной каталке. Он прогнал ненужный сейчас образ, махнул рукой и прищурился. – Зачем, спрашивается, человек сознательно выбирает для себя такой путь? Есть множество других, более легких способов уйти из жизни. Странно это, не находите?

– Ты хочешь сказать, что его убили? – проговорил Балаклав. – Специально таким способом, чтобы подумали, будто он сам себя: мышьяк в его случае и есть главное доказательство самоубийства? – Вениамин покачал головой. – Но как же тогда записка? Или, думаешь, сфабрикована?

– Записку я не видел, не знаю. Но милиция ее приняла как факт. Насколько могу судить. – Андрей помолчал, вспоминая, что именно про записку говорила ему Аграфена Тихоновна. Да почти ничего и не говорила! Она вообще о смерти Романа Кирилловича рассказала очень мало. Но, кажется, самоубийство не вызвало у нее сомнений, значит, и у милиции не вызвало. Как жаль, что нельзя обратиться за помощью к Бородину, он попытался бы узнать, что по поводу этого самоубийства думает следователь, который ведет дело. Это не их отделение, но все равно, они все там связаны между собой.