Незабытые чувства - Слава Доронина

– Общение с Гончаровым не пошло тебе на пользу, – говорю с ухмылкой.

– Что?

Как же хочется опять курить. Прямо сейчас. Если не занять чем-то руки, то они окажутся на теле Шипиевой. Я едва держусь, чтобы к ней не прикоснуться. А ведь еще вчера днем собирался оставить Алёну в покое и не приезжать сегодня в спортивную школу. Но накануне вечером узнал от брата кое-какие интересные подробности из жизни нашего общего знакомого и мои планы резко изменились. Вероятность, что и меня затрагивают эти детали, маленькая, но есть. И пока не подтвержу или, наоборот, не опровергну свои догадки, спать спокойно не смогу.

– Костя похож на айсберг. Кусок от себя отколол и в твое сердце вживил? Поэтому ты рядом с катком? Чтобы нужный градус поддерживать?

– Ближе к делу, Янис.

Я встаю со скамейки и приближаюсь к Алёне. Еще шаг, и окажусь вплотную. Но это опасно. Плохо себя контролирую рядом с ней. Меня до сих пор кроет.

– Вообще-то ты сама хотела со мной поговорить.

– Не поговорить, а попросить. Оставь нас в покое. – Алёна делает шаг назад. – Ребенок ни в чем не виноват. Своего заведи, а моего не трогай!

– А если все-таки и моего? Какова вероятность того, что он мой, а не Слуцкого? – в лоб спрашиваю о том, что не дает мне покоя со вчерашнего дня.

За ночь такого себе нафантазировал, что едва дождался этой встречи. Если Алёна сына на брата или отца записала – даже не удивлюсь. А со сроком рождения у мальчика, интересно, как? Я вот, например, недоношенным родился. Ее пацан тоже?

Алёна округляет глаза, услышав мой вопрос.

Я с таким же видом вчера сидел у брата на кухне, когда слушал историю про «счастливое» отцовство Измайлова. В кавычках, потому что они с Софьей не планировали становиться родителями. Так случайно получилось.

– Помнишь тот вечер, когда мы к другу Эрика ездили? Дом длинный, электрический самокат, пачка презервативов, которую мы прихватили с собой?

Даю Алёне время подумать. На красивом лице застывает задумчивое выражение. Неужели забыла? А я всё помню.

– Допустим, – уже тише и не таким раздраженным тоном отзывается Алёна.

– Так вот, те презервативы с браком оказались, а мы с тобой их израсходовали. Ты когда узнала о том, что находишься в положении? До нашего расставания или уже после?

– Бред какой, – морщится Алёна. – Что значит с браком?

– То и значит. У Измайлова была коробка с проколотыми презервативами. Паша, это хозяин дома, где мы были, в такую же ловушку угодил со своей девушкой, как и мы: они взяли чужое без спроса. Сейчас их парню чуть больше, чем твоему. Или все-таки нашему? – давлю я интонациями. – Ты же с нами двумя спала. Все может быть, правда?

Хотя если бы Андрей был моим, я бы хоть что-то почувствовал! Он бы мне снился. А снилась только Алёна. Маленькой напуганной девочкой. От которой постоянно веяло холодом. Так бывает, когда человек уже мертв. После этих снов я просыпался разбитым, а потом весь день мучился головными болями, от которых не помогало ни одно обезболивающее.

Невозмутимость уходит с лица Ковалёвой. Чувственные губы бледнеют. Как же быстро все меняется в зависимости от нюансов. Еще вчера утром я был полон уверенности, что оставлю Алёну в покое, а уже вечером метался по квартире, как зверь, дергая помощницу матери, чтобы та немедленно нашла свидетельство о рождении пацана Ковалёвой*.

– Алёна, – выхожу из себя, когда она долго молчит, о чем-то думая. – Отвечай.

– Нет, неправда. Этого не может быть, – выдыхает она потрясенно и разворачивается, собираясь уйти.

– Да твою же мать! – Я дергаю Алёну за руку, останавливая, и понимаю, что всё. Самообладанию пришел конец.

Прижимаюсь вплотную, вдыхая ее аромат. Веду носом по нежной коже шеи.

– Ты сейчас специально это говоришь, да? Чтобы я ушел? У тебя же на лице написано, как ты шокирована услышанным. Я хочу провести генетический тест. Прямо сейчас. Поехали?

Замечаю, как на ее коже появляются мурашки, и сжимаю тонкое запястье сильнее. Не отпущу, пока не согласится.

– Анализ тебе не понадобится, Янис. – Алёна пытается выдернуть свою руку. – Ты не имеешь к Андрею никакого отношения. Отпусти!

Несколько секунд я разглядываю ее лицо, чувствуя, как сердце в груди мучительно сжимается. Не трогай и заведи своего, да, Алёна? А может, уже завел?

– Алёна Владимировна, – окликает Ковалёву какая-то девушка. – Урок начнется через пять минут. Там приехала комиссия. Все ждут только вас.

Алёна переводит на меня взгляд.

– Позже поговорим. Мне нужно идти.

– После тренировки? – настаиваю я.

– Не знаю. Но лучше оставь меня в покое. Ты ошибаешься, Ян.

Я сжимаю челюсти и медленно выдыхаю, отпуская тонкое запястье. Не хочу давать Алёне время на размышления. Хотя для меня и так очевидно по ее реакции, что она потрясена услышанным. Но почему тогда отрицает мои предположения?

Расстегиваю две верхние пуговицы на рубашке и тру ладонью шею. С каждым разом становится все больше не по себе от новостей, которые я узнаю. Не жизнь, а американские горки.

Немного успокоившись, иду в зал, где у Алёны начинается урок. В помещении полно детей. Ласка и пацаненок стоят в углу. Мелкий держится здоровой рукой за гипс и не сводит с матери влюбленных глаз. С виду на самом деле ее копия. Черноволосый, черноглазый. И характер такой же. Даже хмурится, как она. Может, есть что-то и мое, но точно не Слуцкого. От одной мысли, что он отец этого парня, – внутренности выжигает. Пусть окажется, что не он!

Я перевожу взгляд на Ковалёву. Она бледная, движения заторможенные. В зале душно, кондиционеры не работают. Так специально задумано? Чтобы дети не простыли?

Час, в течение которого Алёна ведет урок, кажется мне вечностью. Ласка с пацаном выходят из зала минут через двадцать после начала. Я провожаю их долгим взглядом, задерживаясь на ребенке. Гоняю по кругу одну и ту же мысль: мой или нет? Может, я с ума схожу?

Закончив урок, Алёна идет к окну. Дети обступают ее, задают вопросы, кто-то жаждет внимания и похвалы. Я наблюдаю за Ковалёвой, сложив руки на груди. У Алёны уставший и расстроенный вид. Глаза выдают, как ей сейчас плохо. Хотя она всячески старается не показывать этого.

Глубоко внутри больно царапает от воспоминаний, как дико я бесился из-за того, что Алёна закинула меня везде в черный список и резко обрубила общение, когда я уехал в ту командировку. А чуть позднее Гончаров доложил, что автомобильный салон, который вернули Слуцкому, чтобы он исчез с горизонтов Шипиевой, каким-то образом оказался переписан на нее. И копии двух билетов за границу, купленных на их имена, легли на мой стол.

Я сначала не поверил. Но, ознакомившись с документами и поговорив с Алёной, понял, что это действительно так. Она выбрала бывшего любовника и деньги, плюнув мне в душу. Все остальное на тот момент больше не имело значения. Несколько дней подряд я вымещал эмоции и злость на груше, разбив костяшки до мяса, а потом… пустота. Сплошное черное безликое пятно. Сейчас примерно те же чувства поднимаются из глубин, когда Алёна меня отталкивает и сбегает, проявляя напускное безразличие.