Мир Налы - Дин Николсон

«Да кто будет читать и смотреть про шотландского патлатого бездельника и бродячую кошку?» – подумал я и выбросил интервью из головы. Тем более Кристина не обещала, что статью напечатают.

Обратный путь в Афины выдался увлекательным и богатым на события. По дороге я остановился на краудсерф-ночевку в городке Волос у Фелиции. Она оказалась настолько добра, что даже взяла меня с собой на вечеринку к подруге Ямайе. Хоть на вечеринки я ходить и зарекся, тем не менее отказываться от предложения не стал: общения с людьми мне временами не хватало.

По пути на юг у меня возникали все новые трудности. Так, переправляясь через реку, я не удержал велосипед. Трек завалился набок: Нала перепугалась, а снаряжение все вымокло. Пришлось делать вынужденный привал на берегу, чтобы высушить вещи, но я не отчаивался. В отличие от беженцев, жизни которых перевернули с ног на голову без спросу, это приключение я сам для себя придумал.

Возвращался я через Фермопилы и лагерь беженцев. Не заехать и не поздороваться я не мог. По дороге к гостинице я заметил какое-то необычное оживление. Беженцы с рюкзаками и сумками шли по обочине. Тут и там мелькали военные и люди в штатском.

Я свернул на уже знакомую дорожку, которая привела меня к лужайке перед гостиницей. Только я подъехал, как послышались радостные крики:

– Нала! Нала! Нала!

Из дверей гостиницы высыпали дети. Среди них оказались две девочки – старые подруги Налы. Дети окружили нас, а самые смелые даже немного потискали Налу.

Что-то подталкивало меня разбить палатку и побыть с этими людьми: познакомиться с каждым поближе и расспросить о жизни.

Детей вскоре позвали, и они убежали. Что-то происходило. Перед гостиницей теснились несколько семей с пожитками. Может, их переселяют, как и предполагал тот сириец?

Оставалось только догадываться, куда их повезут и что с ними будет на новом месте. Эта мысль расстраивала меня.

Пожелав этим людям всего наилучшего, я помахал на прощание и отправился дальше.

Я подыскал красивое местечко с видом на побережье, установил палатку и провел весь следующий день, играя с Налой и переписываясь с родными. То ли влияла походная жизнь, то ли тот факт, что последнее время я подолгу жил в семьях, но на меня накатила сильная тоска по дому. Я впервые отмечал день рождения не в Данбаре. Поболтав с родными, я почувствовал себя лучше. Радостно было услышать последние новости. Родители переживали, что у меня скоро закончатся деньги, но я их успокоил: моя идея подзаработать на острове Санторини им пришлась по душе. Мама испекла торт, и я смотрел, как они уплетают его прямо передо мной с экрана телефона.

– Ешьте все до последней крошки. Не вздумайте выбрасывать! – воскликнул я. – Этого торта некоторым хватило бы на месяц!

– Господи, весь в отца! – рассмеялась мама.

В детстве мы с сестрой частенько слышали от папы проповеди о голодающих по всему земному шару. А еще о том, как нам повезло родиться не в стране третьего мира. Как и у большинства детей, в одно ухо у меня влетало, из другого – вылетало. Но чем старше я становился, тем чаще меня самого посещали подобные мысли.

Путь до Афин занял пять дней. Ближайший паром до Санторини отправлялся только через двое суток, поэтому я с радостью принял приглашение от Ника, Илианы и Лидии. Девочка все это время с ума сходила без Налы. Здорово было с ними повидаться, хоть и ненадолго. Налу, конечно же, задушили в объятиях, и возня перед телевизором вернулась на круги своя.

Когда я покупал билет на паром, меня строго-настрого предупредили, что без переноски Налу на борт не пустят. Мы с Илианой съездили в зоомагазин, где я купил переноску: просторную, с большим оконцем, чтобы Нала всегда могла меня видеть. Опробовал я обновку тем же вечером.

Нала, конечно же, начала нос воротить, но уступать я не собирался.

– Не переживай! – сказал я Нале. – Как разместимся на пароме, наверняка представится возможность побегать по палубе.

Из-за непогоды отход парома дважды откладывали, но к концу марта все образовалось. Илиана, Ник и Лидия провожали нас. Плакали на этот раз меньше. На обратном пути я пообещал заглянуть к ним. Мы поднялись по трапу на огромный паром: нас ждала длительная ночная переправа.

Я закрепил велосипед, нашел укромное местечко и выпустил Налу. Она сразу уселась мне на плечо, и вместе мы принялись наблюдать, как блекнут огни Пирея. И порт, и сами Афины вскоре превратились в тускло мерцавшую полоску света на горизонте.

Вдруг я почувствовал важность этого мгновения. Как будто первая часть нашего путешествия подошла к концу и на Санторини для нас начнется новая глава.

Я по-прежнему считал каждый пройденный километр и радовался, как ребенок, своим успехам. Оказалось, что мы с Налой преодолели вместе уже больше тысячи километров! Меня охватило чувство гордости, а вместе с тем и благодарности за представившуюся возможность объехать мир с такой спутницей! С тех пор как мы встретились с Налой, много воды утекло: бывали у нас дни как продуктивные, так и не очень. Случались и неудачи, и неожиданности, но я ни за что в жизни не променял бы этот замечательный опыт на что-нибудь другое.

Нала придала моему путешествию смысл. Сделала меня ответственным и вдумчивым. Помогла обрести цель. Нала – лучшее, что со мной случалось за последние годы.

Я припомнил слова сирийца, с которым ел апельсины в лагере беженцев:

– Благословляя других, ты и сам становишься благословенным.

Дружба с Налой и вправду оказалась моим благословением!

У всех бывали такие мгновения, когда привычный, удобный мир вокруг вдруг начинал рушиться, меняя жизнь до неузнаваемости. Обычно это случается без предупреждения и после кажется, что мир уже никогда не будет прежним. Прибыв на Санторини, я пережил нечто подобное. Поначалу я даже не поверил: на календаре было первое апреля. «Наверняка чья-то первоапрельская шутка», – думал я.

Паром приближался к берегу, а мы с Налой отдыхали после переправы в укромном местечке на палубе. Ночь прошла без приключений. Большую часть времени Нала проспала у меня на груди. Когда я увидел приближающийся причал, то решил поспешить, дабы избежать толкотни. Но, спустившись в трюм за велосипедом и снаряжением, я сильно пожалел.

Гигантские двигатели взревели, заскрежетал металл, оглушительно взвизгнули двери; Нала, обезумев от грохота, вся задрожала и вцепилась мне в грудь. Как же она испугалась!

Я чувствовал себя таким виноватым! Как только команда парома, сняв ограждение, опустила трап, я тут же ринулся вниз на причал, крепко прижимая к себе Налу. Сбежав на причал, я устремился в ближайшее кафе в тени крутых утесов. Нала, ни жива ни мертва, вся тряслась точно осиновый лист.