Девора - Александр Операй

Она прижимается к стене дома и закрывает глаза.

Тошнота и удушье.

Приступ длится целую вечность.

Было утро, а теперь уже полдень.

Где-то далеко-далеко шумит океан.

Волны бьются о берег.

И этот звук дарит надежду. Зовет ее к себе. За край этого мира.

Она идет на встречу приливу. Покидает центр и спускается к побережью. Никто не видит ее. Она призрак.

Город живой. Но совсем некрасивый. Огромный, каменный и пластмассовый.

Он скоро умрет.

______________

Ее план был простым.

Мать оставила после себя кучу денег. И теперь она могла потратить их. Нанять яхту. Купить место на корабле. И уплыть за край света. Она никогда не вернется. Ее ждет огромный мир, в котором девушка затеряется и перестанет быть собой. Тонкой. Изломанной. Мертвой. Там все будет новое. И она начнет жить под другим именем.

Назовет себя Ксения.

Или Даутцен.

Ольга, Александра, Ленура.

Не все ли равно. Лишь забыть мерзкое прошлое. Для этого любое имя сойдет.

Едва спустившись к воде, она почувствовала, как у нее перехватило дыхание.

Яхтенная марина располагалась в естественной бухте, выгнутой полумесяцем в сторону юга. В ста метрах от берега, параллельно набережной, шел бетонный мол с двумя башенками сигнальных огней. Его старые бока, поросшие водорослями и мидиями, сливались с ландшафтом.

От берега в океан тянулись три швартовочных пирса, вдоль которых стояли яхты и катера.

Ближе всех к подъездной дороге горделиво покачивались роскошные океанические красавицы с блестящими хромированными леерами, зачехленными спутниковыми антеннами, тонированными стеклами мостика, гидроциклами на корме и прочими атрибутами шика. Даже кнехты, к которым от этих морских королев тянулись белоснежные канаты, сияли бронзовым блеском.

Катера и яхты попроще располагались чуть дальше, словно боялись показаться уродинами на фоне старших сестер. Здесь было все: невероятное количество слоёв краски, наваренные кустарные мангалы и держатели для удочек, пластиковые столы и стулья на единственной полуоткрытой палубе и шапки изношенных двигателей, куски брезента, гидрокостюмы и сотни баллонов с воздухом, пустые бутылки и кучи мусора.

Рядом с чудовищами Франкенштейна покачивались старенькие, но ухоженные спортивные девятиметровые яхты с полным килем. Их железные мачты без намёка на ржавчину, тянулись вверх как придорожные кипарисы. Потёртый, но целый такелаж еле слышно поскрипывал на блоках.

К среднему пирсу шел рельс тельфера от эллингов, плавно огибающий ремонтный сухой док, на стенах которого, как портреты в музее, висели старые покрышки с всклокоченным ржавым кортом. Там же находилась небольшая наблюдательная рубка.

Все остальное пространство гавани облепили моторные катера. Дюралевые плоскодонки, пригодные лишь для несерьёзной рыбалки и спортивные монстры с футуристической геометрией корпуса и линией из четырёх, а иногда и шести двигателей.

Игривая волна качала все это, как нежная мать. Бухта казалась живым существом.

______________

Она обошла каждый пирс.

Большая часть яхт пустовала. Остальные катали туристов вдоль побережья. Никто здесь не собирался в длительное плавание по открытому морю. Жизнь и так хороша.

В паре мест девушке отказали. Слишком мала. Никому не нужны проблемы со сбежавшими из дома подростками. Кто-то принял ее за блаженную и прогнал с матюками.

Были и те, кто смотрел на нее странным взглядом. Их глаза бегали по худющему телу девушки туда и сюда. Ноги, бедра, грудь, рот. Словно там прилип ценник.

—У тебя красивые губы,— сказал ей мужчина с толстым грубым лицом. На нем был поношенный, пропыленный костюм. От него несло алкоголем.

Уставшая. Разочарованная.

Она села на край пирса и свесила ноги.

В воде плавала рыбка. Блуждала между девушкой и ближайшим катамараном. Казалось, что она искала друзей и подруг. Но тени с поверхности держали ее здесь. Пугали. Не давали уплыть.

Девушка пересела в другое место, и рыбка юркнула в сторону мола и дальше на выход из бухты. Она помахала ей в след и вытерла слезы. День на исходе. Пора возвращаться домой.

Кто-то окликнул ее:

—Эй. Хватит реветь.

Блондинка стояла на корме старенькой яхты и улыбалась ей. Крупные белые зубы. Жилистая. Сильная. С фигурой борца. Слишком взрослая, чтобы заинтересовать девушку.

Она не ответила на ее улыбку.

—Извините. Я уже ухожу.

Блондинка пожала плечами и зашла с другой стороны:

—Эта красотка моя. И на ней есть свободное место.

Девушка критически оглядела посудину.

Яхта будто вчера вынырнула из преисподней, преодолев тысячи световых лет. И на этом пути, разбиваясь о волны, она потеряла былое величие, пережила сотни невзгод и стала чем-то другим. Здесь она сохла на солнце, словно труп неизвестного зверя, выброшенного прибоем на берег.

На такой развалюхе вряд ли можно куда-то добраться.

Но девушка ничего не сказала. У каждого корабля есть душа. Зачем обижать?

Блондинка заметила ее разочарование и поспешила объяснить:

—Это классика жанра. Корпус с длинным килем, транец кормы скошен… Она для тех, кто ищет романтики. Ветра под парусом. Здесь нет роскоши и комфорта, только стихия.

—Выбор настоящего моряка?

Хозяйка яхты хрюкнула и рассмеялась. Но вдруг осеклась и взглянула на девушку холодным, расчетливым взглядом.

—Деньги у тебя есть?

Океан бьется о берег.

Его ропот угрожающе мрачный.

Он шумит, как стиральная машина.

Девушка достает из-под платья потрепанный кошелек и показывает блондинке толстую пачку крупных купюр.

—Ты ограбила банк?

—Нет. Это наследство.

—Везет. Вот говорят, деньги дарят свободу. Можно уплыть на край света. Начать новую жизнь. Слышала про такое? Полная чушь. От себя не спастись.

Блондинка задрала футболку, обнажив накачанный пресс и часть груди. На левом боку у нее была татуировка. Некрасивая. Грубая надпись.

—Omnia mea mecum porto. Мое дерьмо всегда со мной.

Девушка улыбнулась.

—Ты плохой человек?

—Как и все здесь, подружка.

Блондинка спрыгнула с яхты на пирс. Вытерла грязные руки о шорты.

—В шестнадцать лет я родила мальчика. И отдала его чужим людям. Он теперь их, а мое всегда при мне.