Возвращение Мориарти - Джон Гарднер

Самое большое влияние на мужчин имеют женщины и девушки, а значит, начинать следовало с них. Вечерами Джим Мориарти бродил по городу, отмечая для себя места, где легче всего найти людей, живших на их улице. Дальше было легче.

Первой его целью стала няня, жившая в доме номер пятнадцать. Джим поймал ее — вернее, просто увидел — с каким-то солдатом. Потом выяснилось, что девчонка, ей было шестнадцать, проводит свободное время — один вечер в неделю и воскресенья — не с одним солдатом, а с несколькими. Продолжая наблюдение, Джим в конце концов застал ее в кустах на территории старого зоологического сада: юная няня распростерлась на земле с задранной до плеч юбкой, а лежавший на ней здоровяк-капрал ерзал так, словно старался выиграть золотой кубок.

Когда все закончилось, капрал дал девушке денег и ушел; звон монет еще долго оставался в памяти Джима. Минут через пять с ней был уже другой солдат, и все повторилось.

Мориарти сознавал, насколько опасно то, чем он занимается. В Ливерпуле едва ли не каждый день находили убитых парней. Но опасность его не остановила. Он знал, что девушка работает в очень уважаемой семье, а ее отец занимает должность директора сельской школы. По крайней мере так говорила его мать. Когда Джим Мориарти рассказал ей, что знает, девушка только фыркнула презрительно.

— Ты просто маленький паршивец. Тебе никто не поверит.

— Подождите и увидите.

— Ты ничего мне не сделаешь. Я напущу на тебя своих ребят.

— Вас все равно поймают, — возразил он. — Я все записал. Все, что видел. И эти записи в надежном месте. Если со мной что-то случится, мой друг знает, что надо сделать.

— Что тебе надо, чертов ублюдок?

— Мама говорила, что вы — леди. Леди так не выражаются.

— Что?

Он назвал половину того «вознаграждения», что она имеет с солдат. Девица спорила и даже пустила слезу, но заплатила. Заплатили и другие: сын лучшего друга его матери, еще две няни, кухарка из дома номер сорок два и строгая, чопорная мисс Стелла, преподававшая в воскресной школе — на нее Джим наткнулся случайно, но деньги отдала и она.

Все эти люди были его первоклассной клиентурой, но юный Мориарти не брезговал и рыбешкой помельче, например одноклассниками. Шантажируя их, он усваивал первые уроки настоящей власти. То было только начало.

Несмотря на сломанный нос и уродливый шрам Спир вполне мог сойти за полицейского. Бар «Виктория», где он сидел, находился неподалеку от Парк-лейн, его часто посещали слуги — дворецкие и камердинеры, не ниже, — состоявшие при богатых, известных и влиятельных особах, чьи особняки располагались поблизости.

Спир не сказал бармену, что представляет отдел уголовных расследований Скотланд-Ярда, но дал понять, что такая возможность существует. Намек сработал: в последние недели сюда нередко захаживали переодетые в штатское сыщики, занимавшиеся расследованием убийства Рональда Адэра, и появление еще одного, тем более на следующий после задержания убийцы день, вовсе не выглядело чем-то странным. Бармен пошептался с хозяином паба, и тот, подойдя к столику, спросил, не желает ли гость выпить за счет заведения. Спир добродушно согласился и уже через десять минут получил необходимые сведения. Оказалось, что дворецкий сэра Ричарда Брэя, некий мистер Хейлинг, имеет привычку регулярно заглядывать в «Викторию» около девяти вечера, а два или три раза в неделю приходит и около полудня.

Спиру повезло еще больше, когда в пять пополудни в баре появился высокий, сухощавый, с печальным лицом гробовщика мужчина, несомненно, принадлежавший к верхнему эшелону прислуги. Хозяин тут же свел их, и Спир, настороженно оглянувшись и понизив голос, осведомился у мистера Хейлинга, не может ли тот уделить несколько минут для небольшого конфиденциального разговора. Он также взял два стаканчика горячительного.

Хейлинг явно заколебался; в последнее время здесь рыскали репортеры, и ему не хотелось бы попасть в какую-нибудь историю.

— Об этом, мистер Хейлинг, можете не беспокоиться, — почтительно заверил дворецкого Спир. — У нас нет ни малейшего желания впутывать кого-либо в какие-то истории, но в связи с тем неприятным делом по дому четыреста двадцать семь на Парк-лейн возникли кое-какие вопросы.

Хейлинг насупился и подозрительно уставился на собственный нос, как будто тот учуял некие оскорбляющие его обоняние запахи.

— Прискорбное дело, — произнес он тоном человека, комментирующего скорее случай с утерей флорина, а не убийством молодого джентльмена. — В высшей степени прискорбное и заслуживающее всяческого сожаления. Я бы предпочел избежать каких-либо заявлений.

Спир вздохнул, убедительно изобразив разочарование представителя власти.

— Что ж, мистер Хейлинг, если не желаете об этом говорить, ваше право. Я лишь подумал, что таким образом мы могли бы избавить сэра Ричарда и леди Брэй от полицейского допроса по делу, которое, уверен, не будет иметь для них больших последствий. Вас тоже придется вызвать, поскольку леди Брэй понадобятся ваши знания и память относительно некоторых фактов. Дело, о котором идет речь, слишком незначительно, чтобы она помнила о нем, зато от вашего внимания, мистер Хейлинг, я не сомневаюсь, не ускользает ничто. — Изуродованный шрамом уголок рта едва заметно задергался.

В первый момент Спир даже подумал, не зашел ли слишком далеко с такими речами, но опасения рассеялись, когда в глазах дворецкого мелькнуло что-то похожее на уважение, словно Хейлинг успел мысленно оценить проницательность собеседника, сумевшего так быстро признать за ним несомненные достоинства.

— Возможно, вы подскажете, о чем именно идет речь. — Дворецкий даже улыбнулся. — Достаточно легкого намека, — добавил он с ударением на последнем слове.

— Конечно. — Спир пригубил бренди. — Речь идет о девушке, работавшей одно время в доме Брэев. Некая Джонс. Горничная или что-то в этом роде. Приехала из деревни, по-моему, из Уорвикшира. Служила у леди Брэй, уволена примерно год назад. Да, Фанни Джонс.

Хейлинг, напустив на себя важный вид, с достоинством кивнул. В этот момент он напомнил Спиру выскочку, выбившегося в секретари церковного прихода.

— Я помню эту девицу. — Голос дворецкого сочился высокомерием, а слово «девица» он произнес так, словно речь шла о кучке хлама.

Спир сдержался. Фанни Джонс ему нравилась и была к тому же девушкой старого приятеля, Пейджета. Живая, веселая да и красотка — ножки на загляденье. (Он знал это потому, что, заглянув однажды к Пейджету, застал ее неодетой, и те самые ножки запали ему в память на несколько недель.) Но Спир служил Мориарти, и коль уж Профессору захотелось разузнать о Фанни побольше, ему надлежало забыть о симпатиях и добросовестно исполнять поручение.

— Не расскажете мне о ней?

— Снова неприятности?

Снова? Спир был удивлен.

— Боюсь, не могу с вами поделиться. Полиция ведет расследование, и я не вправе обсуждать его с кем-либо. — Спир наморщил лоб, потом, словно приняв какое-то решение, взглянул на дворецкого. — Могу лишь сообщить — разумеется, по секрету, — что девушка связалась с нехорошей компанией.