Быстрее молнии. Моя автобиография - Усэйн Болт

Как же все изменилось! Практически сразу занятия стали другими. Тренер заехал ко мне домой в Кингстон, чтобы узнать меня поближе и выяснить дальнейшие цели. Он хотел узнать, как я занимался в средней школе и что за история вышла с моей предыдущей тренировочной программой. У нас наладился диалог, и мне понравился его стиль. Он был дружелюбен, умен и открыт. Тренер внимательно слушал и во время разговора объяснял мне все спокойно и подробно, использовал необычные фразы, чтобы пояснить свою точку зрения. Например, мой мозг он называл «штабом» («Ты должен принять все, о чем я говорю, в свой штаб, Болт»), и было ясно, что у него разработан мастерский план моей дальнейшей карьеры.

– Болт, у тебя огромный талант, – сказал он. – Но нам придется работать медленно, чтобы ты был готов через три года…

Великие тренеры стоят особняком. Они знают, как быть другом и наставником для своих атлетов. Они прислушиваются. Они проводят своих атлетов через всякого рода испытания на беговой дорожке и за ее пределами.

Это стало для меня первым шоком.

– Да ладно, тренер, три года? – сказал я. – Так это же будет 2007 или даже 2008 год. О чем вы говорите?

Я был нетерпелив, я хотел начать работать. Я уже провалил одни Олимпийские игры из-за травмы, а чемпионат мира из-за болезни. Мне нужно было срочно вернуться к делу. Но тренер был непреклонен. Он объяснил, что мы должны набраться терпения, чтобы я вошел в прекрасную форму к следующему олимпийскому сезону. Если мы ускорим эту программу или что-то сократим, у меня опять могут возникнуть серьезные проблемы со здоровьем.

Тренер упирал на то, что мое тело было слишком нагружено, потому что я сильно напрягался во время тренировок. Сколиоз был проблемой, с которой можно справиться, но разрыв связок и мелкие травмы беспокоили его больше. Он обещал все взять в свои руки, поднять медицинские заключения, оставленные доктором Мюллером-Вольфартом. Тренер сказал, что диагноз был только началом, а надо найти решение проблемы, пообещал изучить исследования, написанные о сколиозе. Когда через несколько недель мы вернулись к тренировкам, он даже собрал медицинских экспертов, чтобы они посоветовали лучшие формы лечения. Он изучал различные физиотерапевтические методы укрепления моего позвоночника. Он очень усердно работал.

– Ты будешь жить с этими проблемами, Болт, – сказал он мне, когда закончил свое исчерпывающее исследование. – Мышцы спины и брюшного пресса слабы, и это отражается на работе бедра. Когда ты бежишь с искривленным позвоночником, бедро натягивает подколенное сухожилие, вызывая растяжение или разрыв. Но если мы укрепим твою спину и абдоминальные мышцы упражнениями, они помогут перебороть любую дисфункцию.

Будучи спринтером, я привык к работе в тренажерном зале. Часть моих тренировок с тренером Колеманом включала подъем гантелей для укрепления основных групп мышц – нижней части спины, брюшных мышц, подколенных сухожилий и четырехглавой мышцы. Мои голеностопные и коленные связки тоже работали. Они были очень важным инструментом для получения взрывной силы во время забега на 200 метров. Тренер Миллс сказал мне, что работа в тренажерном зале останется жизненно необходимой частью тренировочной программы, а также будут добавлены упражнения для укрепления спины и пресса. Он знал, что мне придется выполнять огромное количество упражнений каждый день, по крайней мере в течение часа, если я хочу прийти в норму и побеждать на чемпионатах.

Упражнения на пресс в упоре лежа, всевозможные базовые задания, растяжка. Когда я впервые увидел программу на листе бумаги, я был потрясен. Она показалась слишком интенсивной. Каждое упражнение было направлено на увеличение моей силы и укрепление мышц для поддержания позвоночника, но я все равно ворчал. Честно говоря, я ненавидел дополнительную работу. Упражнения должны были выполняться дома, и так как тренер знал, что я склонен к лени, то стал пристальнее отслеживать прогресс в занятиях. Каждый вечер он следил за тем, как я растягиваюсь или напрягаюсь. В большинстве случаев меня это выводило из себя. Я и так уставал от тренировок на беговой дорожке и уже жаждал поиграть в видеоигры, но Миллс следил, чтобы я следовал каждой букве в чертовом плане.

Но и это было не все. Я стал чаще посещать врача, где мне делали уколы для облегчения боли в спине, а еще ходил к массажисту, который работал со мной перед тренировками и после забегов. Я ходил в клуб тренера Миллса Racers Track Club при Университете вест-индийской культуры недалеко от Кингстона. Там перед любой пробежкой мою спину и основные группы мышц разминали на массажном столе во время физиотерапевтического сеанса. Мне тянули ноги, и мои подколенные сухожилия, икроножные и ягодичные мышцы становились гибкими. Каждая мышца разогревалась, чтобы предотвратить ее повреждение при нагрузке.

У меня началась новая жизнь, и тренер отслеживал каждый ее этап. Он понял самое главное: мне необходимы забота и общение. Если я был подавлен и переживал о своих травмах, он обсуждал со мной эти проблемы. Бывало, что я приходил на трек раздосадованным и замыкался в себе. На следующее же утро тренер заходил ко мне домой поболтать.

– Что не так, Болт? – говорил он.

Я пожимал плечами:

– Да ничего, тренер.

– Перестань, Болт, что происходит?

Он умел расшевелить меня и добиться признания, что стало причиной проблемы: или тренировки, или ноющая боль, или сильная усталость. Тренер Миллс всегда находил разумное объяснение, иногда за игрой в домино. Обычно его советы побуждали меня работать усерднее, гораздо усерднее.

Будучи молодым человеком, я до конца не осознавал глубины своего таланта, потому что не мог посмотреть на себя со стороны, хоть и побил мировой рекорд среди юниоров и участвовал в Олимпийских играх. Но тренер все видел ясно.

Время от времени мне казалось, что тренер вел себя со мной, совсем как отец, пытающийся вдолбить определенную мысль сыну. Он не уставал повторять одно и то же, чтобы вбить это мне в голову. Когда такое начинается, ребенок часто думает: «О боже, да заткнись уже!» Тренер был как раз таким отцом, а я был таким ребенком. Будучи молодым человеком, я до конца не осознавал глубины своего таланта, потому что не мог посмотреть на себя со стороны, хоть и побил мировой рекорд среди юниоров и участвовал в Олимпийских играх. Но тренер все видел ясно. Он понимал, что я должен больше работать над собой, если хочу чего-то добиться.

Он возбуждал во мне интерес к тренировкам, хотел, чтобы у меня появилось чувство голода к успеху в первый же год совместной работы. Каждый раз, когда он слышал, что я проводил время на вечеринках в Кингстоне, то подчеркивал, как важно усерднее заниматься. Он расстраивался, когда наблюдал за моими дурачествами, но при этом никогда не повышал на меня голос. Тренер не спорил, а рассказывал, через что ему пришлось пройти, чтобы стать профессионалом такого серьезного уровня. Он вспоминал работу, которую провел, и его подопечных, которые добились успеха. Я всегда его слушал, потому что знал, как много знает тренер Миллс, и в те дни мы провели встреч больше, чем Билл Гейтс и сэр Ричард Брэнсон, вместе взятые. Оглядываясь назад, могу с уверенностью сказать, что это было началом настоящего партнерства.