Непридуманная история Комсомольской правды - Александр Мешков

Надо сказать, что проститутка, украинская девица, яркая, красивая, с пышными формами, прекрасно и убедительно создала образ жены, уставшей от однообразного идиотизма унылой сексуальной семейной жизни. (Хотя, судя по ее учащенному дыханию, мне привиделось, что она начала заводиться.) Но, в ее глазах была написана такая тоска, плакать хотелось. Во время перерыва, когда коллеги сели за стол трапезничать, чем Бог послал, она смущенно, шепотом спросила меня как мужа, как человека, который только что понарошку совершал с ней развратные действия:

— Саша! Где тут пописать можно?

Я воспринял эти слова, как боевой конь — сигнал тревоги. Взял за руку и отвел ее в ванную для придания нашей съемки некоторого драматизма, творческого шарма и разнообразия (мы заплатили ей за весь день, так что же пропадать деньгам? Да и ей, поди, непривычно как-то без основной работы).

— А это тоже входит в сценарий? — вымученно ухмыляясь, спросила она, когда я ее развернул, словно избушку Бабы-Яги.

— Да, — ответил я рассеянно, — там так и написано: муж уводит ее в ванную и попирает ее.

В отличие от своих коллег, прекрасных блудниц, погрязших в однообразии сексуальных будней, она была сегодня не только объектом грязного, пытливого сексуального исследования и чувственного наслаждения забавного старичка-журналиста, но и актрисой. Завтра ее увидит вся страна! Она впервые снималась в фоторомане. Впоследствии, кстати, мы ее пригласили еще в один фотороман, который снимали в сауне, про депутатов, погрязших в пороке. Там в парилке (я играл депутата, погрязшего в блуде. Мне не надо было даже играть! Я жил этой ролью!) мы еще раз вступили в сладкую, порочную связь. Можно сказать, что я просто как бы «осваивал» бюджет фоторомана. Иначе — деньги на ветер! Она два раза в своей жизни стала востребованной актрисой. Я очень старался и там в ванной, и в парилке. Ведь за мной стояла великая газета! Если некоторые великие журналисты были лицом нашей газеты, то я в тот момент был как бы ее фаллосом, Приапом. «Фаллос «Комсомольской правды»! Звучит?! «Наш Фаллос» — так ласково называли его в родной газете» — напишут обо мне в Википедии, с надеждой думал я, попирая покорную и пыхтящую, словно стельная корова, порнозвезду, божьей милостью.

О! Если бы вы знали, сколько гневных писем от читательниц мы получили после выхода этого номера! Даже моя матушка, которая собирала все мои статьи, позвонила мне в слезах, заявив, что такой сын ее не нужен. Это был ядерный взрыв женского возмущения! А мужики-читатели нисколько не возмущались, потому что исполнительница главной роли была чудо как хороша.

— Не ожидала я от тебя такого! — сказала мне огорченно в коридоре ветеран «Комсомолки» обозреватель Инна Руденко.

— Я этого не хотел! — воскликнул я горячо. — Но ради любимой газеты я готов на все!

— Иди уж! Альтруист! — добродушно смеялась журналистка-ветеран. И я, как нашаливший пострел, смущенно покраснев от стыда, как (думаете, как рак? А вот и нетушки!) — как след от чирья, как использованная прокладка половозрелой девицы, рдея и вея, словно легкий сирокко, уносился вдаль по коридору шестого этажа. В то время стране нужна была развлекательная газета. И мы делали ее. Я выполнял свой гражданский долг! Два раза выполнил я его со своей партнершей по фотороману, по десять минут.

— Все! Вы напарники! — решительно сказал однажды нам с Юркой шеф Ганелин. — Будете работать теперь в паре! Ты добрый полицейский, — он ткнул пальцем в мою грудь, — ты злой! — безапелляционно указал он на Юрку.

Шеф повелел службе ОХО определить нам отдельный кабинет. Кабинет нам выделили просто замечательный, как одноместный номер мотеля, с кожаным диваном, телевизором и кондишеном. Кабинет этот стал для меня вторым домом. Я купил подушку, одеяло, зубную щетку и стал жить-поживать в своем новом домике, добра наживать. Через дорогу располагался фитнес-клуб, куда я ходил с утра смыть следы порока, поплавать, порезвиться, попариться и почистить зубы. Половину стоимости абонемента оплачивала «Комсомольская правда». И что интересно: кто чаще посещал фитнес, тому делалась еще большая скидка от «КП». Вот как заботилась «Комсомолка» о моем здоровье. Особенно хорошо было поплавать в бассейне наутро после бурной вечеринки. Сауна, бассейн. Я жил как Абрамович. Все плохое выветривалось через час, и ты шел на работу, как смазанный, отлаженный Терминатор после профилактического ремонта.

Мы с моим напарником Юрием были совершенно разными по своей природе, характеру, темпераменту и конституции созданиями. Я был на 15 лет старше и к тому времени отмотал небольшой срок по «бакланке», закончил Одесскую мореходку, отслужил в армии, был дважды разведен и воспитывал по телефону своего половозрелого сына. Напарник пока еще «нары не грыз», обручальных колец не нашивал, и не подтирал обосранную попку собственного дитя. Он тоже долг воинский отдал отчизне и имел большой опыт работы в центральных СМИ.

Мой новый напарник был заносчив и властен, как Сталин. Я был (до встречи с ним) невозмутим, спокоен, милосерд, деликатен, добросерд, терпим, безконфликтен, как Будда. Он родился в Москве и недолюбливал выскочек из провинции, типа меня. Я родился в провинциальном Таллине, рос в провинциальном Воронеже, учился в провинциальной Одессе и оттого весьма почитал и уважал выскочек из провинции (особенно одного «выскочку» из Санкт-Петербурга). Юрко был упитан и кряжист, как Денни Де Вито, я был ледащим, как Дон Кихот Ламанчский. Он был болезненно аккуратен и, подозреваю, ежедневно гладил даже носки. Я же, дитя улиц, обитатель подворотен, друг бомжей и проституток, был изысканно неряшлив и единственные носки надевал только в особо торжественных случаях. Да! Чуть не забыл! Еще я был скромен и красив, как Адонис. И вот такой тандем, как в голливудском фильме про доброго и злого полицейского, был создан беспокойным разумом шефа Алексея Ганелина в начале нулевых и ярко, словно факел, просиял аж целых пять лет.

* * *

— Бля…! Ну и вонь ты тут развел! Фу-у-у-у-у-у-у-у! — зажав нос руками, сморщив от отвращения свое гладковыбритое лицо, кричал в бешенстве мой напарник, придя ранним утром, аккурат в 11 часов, в наш новый кабинет. На дверцах шкафа висела, слегка зловоня, моя спортивная форма, пропитанная моим спортивным потом после изнурительной тренировки, постиранное полотенце, носки, трусы, под столом стояли мои многотрудные кроссовки, проделавшие со мной сегодня на тренажере дистанцию более 10 километров.

— Это что, так будет всегда такая вонь? — обреченно простонал Юрка, театрально, словно Чацкий в старательном исполнении провинциального актера второго плана, хватаясь за виски.

— Думаю, что — да! — ответил мягко я (я же милосердный! Добрый полицейский!). — Ведь я же тренируюсь в фитнес-клубе. Я хочу быть здоровым и крепким старичком.

— Это чудовищно! — прохрипел в негодовании напарник и, злобно включив компьютер, уткнулся в Интернет. — Ты веришь в Бога?

— Безусловно.

— Тогда ты должен смириться с телом, которое дал тебе Бог, — в Юрке проснулся несносный проповедник. Очень хитрый и прагматичный, как и все прелаты.