Коснуться мира твоего - Оксана Алексеева

Теперь уже исход нашей встречи был понятен. Ни у кого бы не поднялась рука на человека, который стоял рядом против общей опасности. Ни у кого бы не хватило совести забрать у него лекарства силой.

– Уходите, – тихо озвучила Тара всеобщую мысль. – И будьте осторожны.

Я долго смотрел в сторону, куда они ушли. Шкуру с паука снимут и без моей помощи – наша экспедиция стала невероятно удачной в плане добычи. Не повезло только задире Дику – мы похороним его прямо тут, а его матушка станет кричать и плакать, когда мы принесем в ее дом печальную весть. А потом все будут слушать историю о крысоедке – и многие, конечно, не поверят, что мы ее так просто отпустили, если она вообще была. Закари бросил мешок с лекарствами на землю и обнял Хани, а потом они ушли. Она не обернулась, ей даже в голову не пришло попрощаться хоть с одним из нас. Я сильно ошибался в том, что близким можно сделать того, кого принудили к этому. Все время она играла свою роль, чтобы выжить. И при первой же возможности хотела вернуться домой. Все ее кажущееся хорошим отношение к Таре или Налу – это был единственный способ существования, который мы ей предоставили. Кто осмелился бы винить ее в том, что она даже не оглянулась?

Какое облегчение, что я больше никогда ее не увижу. Больше никаких усилий над собой, впереди ночи без мучительных терзаний. Надо пойти и поговорить с Налом – ему, наверное, на самом деле больно.

Но в ответ на сочувственные фразы Нал вдруг заявил, что ни разу не спал с Хани! Мол, она попросила его соврать, а он согласился, так как надеялся, что она привяжется к нему, привыкнет, а значит, потом и согласится жить в его доме – во всех смыслах. Женщинам свойственна благодарность. И он помогал ей, лелея эту надежду. Тут же раздались возмущенные возгласы, и он, конечно, получил свою пару заслуженных подзатыльников. Но на самом деле, всерьез никто не злился – только удивлялись своей глупости. А для меня же эта информация внезапно все перевернула – словно в этом было что-то важное, хотя я и не мог уловить, что именно. Но одна мысль о том, что она никогда не была близка с Налом, заставила меня начать соображать:

– Мы не можем отпустить ее. Она знает, где Город Травы и многие вещи…

Тара села рядом и положила мне голову на плечо, будто пытаясь успокоить, хотя мой голос оставался ровным:

– Не глупи, Кирк, она не узнала ничего, что их охотники не могли бы узнать. Расположение Городов они уж точно выяснили.

– Мы можем теперь отлавливать охотников и обменивать их на таблетки. Но чтобы нас просто не расстреляли у ворот, нам нужен посредник. Она могла бы…

– Отпусти ее, мальчик. Она никогда тебе не принадлежала.

А ведь и правда, я просто забыл, насколько рад, что больше никогда ее не увижу.

Кханника

Голову заполняли эмоции, связанные с тем, что вскоре я увижу тех, кого уже и не надеялась увидеть: мать, отца, Зельмину и всех своих друзей. Сейчас я даже представить не могла, как пройдет наша встреча, ведь они тоже вряд ли думали о том, что я когда-нибудь вернусь живой и невредимой. Наверное, я расплачусь… Наверное, даже не стану этого стесняться, сжимая их всех по очереди в своих объятиях.

Все эти ощущения омрачал только тот факт, что Закари накажут. Пистолеты не выдавали даже охотникам. В интересах сообщества было оставлять и без того ограниченные запасы оружия только в руках внешней охраны. Он украл и пистолет, и целую кучу лекарств – в основном, антибиотиков. И успел скрыться, воспользовавшись своим правом охотника на беспрепятственный выход, до того, как работники поняли, что он натворил. Мне сказал, что раз уж все равно на это пошел, то уже было неважно, какие лекарства воровать, поэтому он не мелочился – а обезьяны хорошо знают, как выглядят самые нужные и эффективные медикаменты. Но они даже не проверили содержимое мешка. Все произошло настолько быстро, что я тогда даже не пыталась анализировать происходящее. Особенно потряс момент, когда паук схватил Дика поперек тела, перекусил и выплюнул, даже не окончательно убив. Того самого Дика, который придумал ход с призраками… то есть с зомби, который доводил меня до краски каждый раз, когда открывал рот, который… в сущности, был добрым и открытым человеком. Я не собиралась оплакивать одного из своих похитителей, но все равно чувствовала, что мир что-то потерял в его лице. Тот мир, который общий, а не разделенный на нас и обезьян.

Я не винила Закари в безрассудстве – знала всегда, с самого детства знала, что он пойдет ради меня на все. Ровно так же, как я – ради него. Дружба проявляется в самопожертвовании, и это совсем не недостаток – наоборот, если у тебя есть кто-то, ради кого ты пожертвуешь всем, значит, твое потребление кислорода имеет смысл. И хоть его появление для меня было большим шоком, чем для самих обезьян, я была счастлива. Печалило, что Закари теперь ждет наказание. Из охотников его уж точно выгонят – и это тот минимум, на который мы можем рассчитывать. За воровство у нас не казнили, но налагали огромный штраф. Вполне возможно, что ему придется выплачивать его всю оставшуюся жизнь – и даже эта мысль не позволила мне осудить его поступок. Потому что есть вещи, которые человек считает себя обязанным сделать, а иначе он не сможет однажды ответить самому себе, зачем продолжает дышать.

Конечно, я подробно рассказывала ему обо всех своих приключениях – он только головой качал. В конце концов, и он согласился с тем, что обезьяны оказались не такими животными, как мы о них изначально думали. Те дни, которые мы с ним потратили на дорогу домой, были наполнены предвкушением долгожданного возвращения, что отражалось на моем настроении. Казалось, что даже если на нас нападет паук, я смогу голыми руками его разорвать – за то, что посмел встать между мной и домом. К счастью, Отец не устроил нам подобную проверку. Закари управлялся с луком не хуже самих обезьян и даже меня учил стрелять. А я ему показала, какую отличную похлебку можно приготовить из мяса обычного тантала с добавлением корней морсянки. Он даже сказал однажды, когда мы обустроились на ночь возле костра, завернувшись в одну плащ-палатку:

– Кханника, мне иногда кажется, что ты будешь скучать по этому… – Кивнул в сторону щелкающего огня или куда-то в даль, откуда мы пришли.

– Не городи чушь!

Он сильно ошибался. Да, я буду вспоминать об этом периоде всю оставшуюся жизнь, но больше никогда не выйду за ворота. Потому что поняла что-то очень важное – всегда лучше быть в кругу близких, чем чужих и непонятных людей. Никакая красота рек или неба не способна компенсировать разлуку с домом.

Однако это радужное настроение покрылось черной тенью через несколько секунд после того, как мы постучали в главные ворота. Нас впустили, но тут же схватили, одели на головы мешки и силой потащили куда-то, не позволив даже слова сказать.

Когда с лица убрали ткань, я смогла оглядеться. И хоть никогда не бывала тут прежде, сразу догадалась, что нахожусь в квадрате временного задержания. У нас не было тюрем в старинном понимании этого слова – сообщество не могло длительное время кормить еще и преступников. Эти небольшие квадраты были предназначены для тех случаев, когда обвиняемый ждет казни или собираются дополнительные доказательства для вынесения решения. Тут до меня могли сидеть воры, убийцы и даже насильники. Так почему же теперь здесь оказалась я?