80 сигарет - Генри Сирил

классные, родители. Только уж чересчур набожные, что ли. Помню, он мне рассказывал, как однажды, еще в начальной школе, отец лишил его карманных денег на неделю за то, что на пасхальное приветствие «Христос воскресе» он ответил:

«Круто».

Мы купили круг гавайской пиццы в «Папа Джонс» и два стакана чая с бергамотом. В рюкзаке у нас лежали запасные теплые вещи, термос, в который мы тут же перелили наш чай, и бутылка «Джонни Уокера». Нам безумно хотелось спать, но мне не терпелось увидеть, как изменится «Роза» с наступлением темноты. Мы съели по треугольнику пиццы и отправились на фуникулер, увозящий на «Роза Плато», откуда открывался панорамный вид на всю округу.

И когда зашло солнце и включились огни, я поняла, о чем говорил Гера.

Крохотный курортный городок, стоящий по обоим берегам горной реки, залился светом миллионов электрических ламп, подкрашивая бледно-желтым пороги гор, уходящих в непроглядное ночное небо своими вершинами. И если бы в ту минуту мне сказали, что обитатели этого города сплошь герои сказок Шарля Перро, я бы, пожалуй, поверила. Я завороженно смотрела на город, и мне представлялся новогодний стеклянный шар, в котором каким-то волшебным образом оказались и мы.

Еще мне запомнился запах. Казалось, что пахнет подтаявшим на солнце снегом.

Мы спустились на последнем фуникулере. Стояла теплая зимняя ночь. Виски горячил наши тела и распалял воображение. Меня захлестнуло чувство невообразимого счастья.

«Постой тут, Нина, – сказал мне Гера, садясь в машину, – я позову тебя».

Я кивнула, но он мог и не просить меня об этом. Я готова была простоять на улице всю ночь.

Потому что с неба повалил снег.

Крупные белоснежные хлопья кружились над сверкающим мягкими желтыми огнями городом; кружились надо мной, вокруг меня и, казалось, совсем не касались земли.

У меня перехватило дыхание. Я вскинула голову и наблюдала за снегопадом, застелившим ночное небо.

Я не заметила, как Гера подошел ко мне.

«Посмотри, какая красота», – сказала я.

Он взял меня за руку и тоже посмотрел на небо.

«Да, потрясающе. Как…»

«…в сказке?»

Гера улыбнулся и поцеловал меня.

«А теперь пойдем в машину. Я…» – «Давай сегодня будем называть ее таверной. Что смеешься?»

«Хорошо, милая, пойдем в таверну. Тем более что нечто подобное… в общем, сама увидишь».

Он сдвинул дверцу микроавтобуса и, поклонившись, жестом руки пригласил меня войти.

«Прошу вас, принцесса».

Задние сиденья машины были сложены и застелены пледом. Весь салон превратился в одну большую кровать, на которой стояли две пластиковые тарелки с остывшими остатками пиццы и пара пустых пластиковых стаканчиков. Тут же стоял планшет, который Гера всегда брал с собой в дорогу. На нем была включена четырехчасовая запись горящего камина. А из динамиков машины тихо звучала музыка. Рондо Венециано. Альбом «Концерте де Аморе».

Герман завел машину, включил печку, вытащил бутылку виски и наполнил стаканы по глотку.

«За тебя, мой ангел». – «За тебя, милый». – «Вообще-то я брутальный рокер, так что не вздумай болтать». – «Как скажешь, брутальный». – «Иди ко мне». – «Это самая прекрасная ночь из всех ночей, прошедших и еще не наступивших». – «Ты забыла упомянуть ужин. Разве ты не любишь холодную, подсохшую пиццу? По-моему, это две ресторанных звезды». – «Люблю».

Окна затянуло инеем, «камин» потрескивал давно сожженными кем-то дровами, снег продолжал засыпать «Розу Хутор» и наш старенький «Мицубиси», а мы, укутавшись вторым пледом, лежали, обнявшись, и слушали игру венецианского камерного оркестра, пока очень скоро не уснули, уставшие и счастливые.

Глупости? Пошлые банальности для малолетних дурочек?

Мы проспали почти до полудня, а проснувшись, переоделись в горнолыжные костюмы, купленные все на том же «Авито» накануне, перекусили в ресторане «Бранше», со «шведским столом», выпили по чашке капучино и вновь отправились на «Роза Плато».

Свет зимнего солнца, отражаясь от кристаллического, белоснежного снега, слепил глаза. Было очень тепло, и я расстегнула куртку; шапку спрятала в рюкзак.

«Ну что, готова?» – улыбаясь, спросил меня Гера.

Я засмеялась.

«Нет. Может, просто погуляем?»

Гера потрепал меня по макушке, чмокнул в щеку и потащил за руку до пункта проката горных лыж и сноубордов.

«Эх ты. Смотри, дети катаются, не позорься».

Тут действительно было полным-полно ребятишек, многим из которых еще и пяти не исполнилось. Они катались на тренировочных спусках, пологих, почти горизонтальных. Такой «экстрим» мне по душе.

Я хотела взять сноуборд. Просто потому что решила, что управлять бордом будет немного легче, чем лыжами. Одна доска против двух, да еще и с палками. Но Гера отговорил меня.

«К борду ты приколачиваешься намертво, поэтому при падении сложно сгруппироваться. А лыжи, если ты вдруг кубарем полетишь, отстегнутся. На лыжах ты лучше чувствуешь свое тело и управляешь им».

К вечеру я уже неплохо держалась на лыжах. Так мне казалось. По крайней мере, не валилась набок при малейшем наклоне тела. Гера научил, как нужно держать ноги, как притормаживать «елочкой». Несколько раз я довольно сильно упала, хоть мы и учились кататься на трассе, на которой учатся карапузы. Все дело в самих лыжах. Они действительно отстегиваются при резком и сильном изломе. Но это происходит не всегда. И пару раз мне здорово прилетело по лбу собственными лыжами, не пожелавшими благополучно отлепиться от моих ног и отлететь куда-нибудь подальше от меня, пока я завершала нелепый и, наверное, очень смешной со стороны кульбит.

Герман, мой милый Герман. Мне было больно смотреть в твои глаза, полные вины и отчаяния. И что бы я ни говорила тебе, ты не слушал.

Но все это будет позже. А пока мы смеялись над маленькой шишкой на моем затылке. Ты прикладывал к ней снег. Он сыпался мне за шиворот, я хохотала, немного морщась от боли в голове. Мне здорово зарядило, когда я особенно неудачно упала. Я растянулась на животе, вскинула ноги, подогнув их в коленях, и проклятая лыжина шарахнула меня в затылок.

И все-таки в тот день мне покорилась настоящая трасса. Б-52. Спуск для новичков. Такие трассы называются «зелеными», но это настоящая трасса. Страх скорости на ней вряд ли можно преодолеть, да только черт с ним. Это было незабываемо.

Четыре тысячи метров Гера держал меня за руку. Слева от нас тянулись горы, покрытые снегом. Горы виднелись впереди. Горы были повсюду, простирались на много километров и исчезали в тумане. Мы проезжали мимо редких голых деревьев, и было в них что-то, что уносило меня далеко-далеко, в иное время, в мифическое прошлое готической романтики. Местами пологий склон слева от трассы сменялся отгороженным сеткой обрывом, и тогда у меня захватывало дух. Не от страха,