Холодные глаза - Ислам Иманалиевич Ханипаев

остальное менялось в зависимости от степени его понимания. Он продолжил копаться в бумажках. Я огляделся, потом выглянул в соседнюю комнату и увидел там коробку из-под обуви. Поставил ее на стол, а на нее – камеру. Освещение было тусклым, так что я открыл диафрагму насколько это возможно, автофокус сразу поймал лицо охотника, и потом я повернул камеру слегка вбок.

– Так? – спросил я Заура.

– Пойдет, – ответил он. – Теперь фото.

Фотографию я сделал быстро и уже через мгновение оказался за дверью. Грубиян стоял в углу и поглядывал иногда в телефон, иногда на нас. Двое охотников сидели на кушетке. Рядом с ними оставалось свободное место, но еще два стула были не заняты. Вначале я постеснялся сесть, но обладатель лихо закрученных усов, улыбнувшись мне, сказал:

– Садись, братишка. В ногах правды нет.

– Да. – Я улыбнулся в ответ и аккуратно сел в свободный уголок.

Дверь открылась, и Заур обратился ко мне:

– Как включить?

– Там красная кнопка. Нажать, держать пару секунд до звука и отпустить.

Дверь затворилась. Из коридора послышался голос. Мне показалось, что это опять та женщина.

– Можно, я поговорю с ней? – обратился Али к Грубияну.

– Шеф будет ругаться, – сказал Грубиян, мотнув головой в сторону закрытой двери. – Лишних людей не надо было вообще впускать сюда.

Мне показалось, что последнее относилось ко мне, но Али воспринял это иначе.

– Это моя жена, – твердо сказал он.

Его брови нахмурились, и от этого мне стало слегка не по себе. Из-за густой седой бороды Али выглядел лет на шестьдесят, но не требовалось особой наблюдательности, чтобы заметить, что он был крепко сложен. Крепко настолько, чтобы смочь зарубить Хабиба, человека примерно такой же комплекции. Если бы он сейчас набросился на Грубияна, вряд ли я и усатый сумели бы его остановить. Придушил бы в секунду. Грубиян в ответ вскинул плечи, мол, «я тут при чем?», и продолжил смотреть в телефон. Минут двадцать мы сидели, вслушиваясь в жужжание неудачливой мухи, застрявшей в паутине у окна. Охотники иногда едва слышно переговаривались.

Наконец дверь открылась. Бритый вышел, и вошел усатый, которого назвали Султанбеком.

– Посмотри, что как, – сказал Заур.

Я вернулся в дальнюю комнату. Усатый не был против камеры, так что я направил ее на него и включил. Охотник даже улыбнулся, когда я его фотографировал. Можно было бы предположить, что таким способом он старается подбодрить себя или даже что его забавляет ситуация, но нет – это была обычная добродушная улыбка. Кто бы мог подумать: один охотник образованный, второй добрый…

– Откуда ты, еще раз? – спросил Заур, не дождавшись, пока я выйду.

– Юхары Чардахлар, – произнес Султанбек со специфическим акцентом. Это было что-то очень восточное, даже тюркское.

– Это теперь где? – спросил, нахмурившись, Заур.

– Азербайджан, Закатальский район, – спокойно ответил усатый мужичок из «наших», который, видимо, был каким-то высокопоставленным сотрудником.

– У вас там своих волков нет, что ли? – спросил Заур, но вопрос, похоже, был риторическим, потому что он, не дожидаясь ответа, взглянул на меня: – Все?

– Да, – ответил я.

– Иди сюда, – подозвал меня следователь и шепнул мне на ухо: – Следующего надо снимать. Лицо. Обязательно. Это подозреваемый.

Закрывая дверь, я ощутил, как костер внутри меня запылал еще сильнее. Мне хотелось послушать, о чем они говорят. Я не ожидал, что все будет таким скучным. Внутри себя я требовал хлеба и зрелищ, а получал жужжание мухи и какие-то звуки, источником которых был то ли нос, то ли рот полицейского-грубияна. Садясь, краем глаза я заметил, что он играет на телефоне в карты, и, видимо, все эти хмыки и шмыги, которые он издавал, были реакцией на не самый лучший расклад.

На этот раз прошло минут двадцать пять. Дверь открылась, и болтливый Султанбек вышел в еще более приподнятом настроении. Оставался самый интересный экземпляр – старший из охотников, Али, жена которого очень боялась за него, хотя я не видел для этого никаких оснований. Других подозреваемых пока не было, а Заур, вероятно, уже понял, как обращаться с камерой, и это означало, что мои услуги больше не понадобятся. Нужно было что-то предпринять. Я вспомнил, что на этого третьего камеру обязательно нужно было направить. Своих прав никто из подозреваемых не знал, так что Заур не удосужился спросить разрешения на съемку. Он заговорщически кивнул мне на камеру, и я кивнул в ответ.

Али сел за стол, я быстро его сфотографировал и принялся изучать камеру.

– Блин, – бросил я.

– Что? – спросил Заур.

– Камера тупит. Фокус теряется.

– Кто теряется?

– Фокус. Четкость, в общем. Надо повозиться в настройках.

– Долго?

– Без понятия. Фокус можно делать и вручную тоже. Я могу просто следить за ним и сам иногда поправлять, – предложил я и, не дожидаясь ответа, убрал коробку, уперся локтем в стол, как будто для соревнований по армрестлингу, и направил камеру на Али.

Ничего не ответив, Заур закрыл дверь, и мы начали.

– Фамилия, имя, отчество, год и место рождения, – произнес Заур, как будто говорил это уже тысячу раз.

Али недовольно посмотрел на усатого мужичка, и тот спокойно, будто своему другу, пояснил:

– Это нужно для камеры.

– Дахаев Али Магомедович, село N (он произнес название села, в котором мы находились), тысяча девятьсот пятьдесят второго года рождения.

– Опиши весь день. Как он прошел в деталях. Семнадцатое января две тысячи четырнадцатого года, включая вечер шестнадцатого января.

Али взял долгую задумчивую паузу, потом сказал:

– У меня сейчас не очень хорошая память. Я пью лекарства, ты знаешь. – Он посмотрел на мужичка, и мне показалось, что он в этом утверждении искал поддержку. – Могу что-то забыть.

– Ничего, говори все, что помнишь, – кивнул мужичок.

– С позавчера вечера? – уточнил охотник, и тот опять кивнул.

Али, кажется, совсем не обращал внимания на присутствие Заура. Да и тот не пытался с ним заговорить неформально, только читал вопросы и холодно их пояснял. Мужичок же был полной противоположностью. Находись мы где-нибудь в США, я бы подумал, что это всякие детективные