Исполнитель - Сергей Горбатых

Мальчик бросился в свою комнату. Схватив глиняную хрюшку с розовым носом‑пятачком, он с силой грохнул её о пол. Затем, встав на колени, стал сортировать монеты по столбикам, как делает его отец: пятачки на пятачки, гривеннички на гривеннички…

– Двадцать один рубль девяносто копеек, – подсчитал Костя. – Мало, очень мало.

Мальчик вышел в коридор. По дому неслась негромкая музыка.

– Ага, мама опять свои сонеты бренчит на рояле. Пойду к ней.

Приблизившись к двери, он с силой рванул её и упал на паркет в зале.

– Ай…а…а…, что я наделал, – принялся рыдать Костя, размазывая самые настоящие слёзы по своему лицу.

Дарья Константиновна от неожиданности вздрогнула. Поднявшись со стула, она, сильно прихрамывая, подбежала к мальчику. Став на колени, прижала голову сына к своей груди:

– Котинька, счастье моё! Котинька, радость моя, что случилось? Что случилось? Скажи мне!

– Ма‑маааа, меня бо…га…тя…новские ма. зууу. риии. киии обокрали! Я дедушке деньги копил ко дню ангела. Раз…бил копиии…куу, шёл по улице, мазурики… – задыхаясь от всхлипов, "признался" он.

– Котинька, успокойся! Вставай! – уговаривала его Дарья Константиновна.

Костя встал. Мама вытерла ему щёки своим носовым платком.

– Сколько у тебя украли, сынуля?

– Тридцать пять рублей! – не моргнув глазом, ответил Костя.

– Сейчас я тебе дам деньги, – произнесла мама и достала свою шкатулку. – Ой, у меня здесь только двадцать пять рублей. Ну, я думаю, что на подарок дедушке вполне хватит, – уверенно произнесла мама и протянула сыну две красных десятирублёвки.

– Спасибо, мамулечка! – чмокнул ей в щёку Костя. – Я побежал.

– Котинька, только больше никогда не произноси этих гадких слов "мазурики"! И где ты их только мог слышать? Ты же очень воспитанный мальчик, – попросила его напоследок Дарья Константиновна.

– Так, теперь к отцу, – решил Костя.

Евлампий Рябоконь сидел в своём кабинете и, щёлкая косточками счётов, что‑то записывал в толстую книгу.

– А, это ты, сын! Как твои дела? – подняв глаза, сказал он.

– Хорошо, папенька! Сегодня возвращался из школы. Зашёл по пути в книжный магазин, а там эциклопедию иллюстрированную на витрину выставляют. С цветным картинками, ты представляешь, папенька! – начал вкрадчиво рассказывать Костя. Он знал, что его отец с глубоким уважением относится к книгам, особенно толстым.

– Ты же хотел, папенька, чтобы у меня были все энциклопедии! Я как открыл кожаную обложку, а там, папенька, красота какая… вот, например… – продолжал Костя.

– Сынок, так надо обязательно её, эциклопедию эту, купить! – перебивая мальчика, нетерпеливо посоветовал отец.

– Так я же то же самое хотел тебя, папенька, попросить! – убедительно произнес Костя.

– Сейчас я приказчика Ермолая пошлю, пусть он и купит! – пообещал отец.

– Ой, папенька, не надо Ермолая, он тебе нравится, исполнительный он, а по мне он такой тугодум! Дай мне денег, я сам и куплю!

– Хорошо! Сколько она стоит?

– Пятьдесят три рубля десять копеек, – сходу соврал Костя.

– Сколь…ко? – поперхнувшись от услышанной суммы, спросил отец.

– Пятьдесят два рубля десять копеек, – повторил мальчик.

Старший Рябоконь, очевидно, что‑то заподозрил, но отказывать единственному сыну было нехорошо, тем более в книгах.

– На, Константин, двадцать рублей. Иди сам. Выбирай, смотри. Понравится – оставь аванс, пусть тебе эциклопедию эту и отложат. Кстати, сколько там томов?

– Не знаю, я не спросил? – увильнул от ответа мальчик.

– Ну, я думаю, что много. А ты же сам сказал, что все книги толстые, в кожаных обложках, поэтому и тяжёлые. Как ты один дотащишь их? Тебе, так или иначе, нужен Ермолай! – убедительно растолковал ему отец.

– Хорошо, папенька! – согласился мальчик, с трудом скрывая своё огорчение.

Костя вышел из кабинета.

– Итак, у меня имеется шестьдесят шесть рублей девяносто копеек. Где же добыть недостающие, – размышлял он.

Идея пришла через несколько минут. Рябоконь‑младший вытащил из чулана ворох ненужных тряпок и стопку старых газет. Отнёс всё это вниз и сложил за углом бакалейного магазина. К его счастью, прохожих не было. Костя быстро поджёг всю эту рухлядь, и когда пошёл густой чёрный дым, мальчик влетел в магазин.

– Ермолай, горим! Горим, Ермолай! Тушить надо! – завопил он.

Приказчик со всеми продавцами ринулись на улицу. Костя подошёл к кассе, которую бросили открытой, и выгреб все бумажные деньги. Спокойно, не спеша, пересчитал их.

– Сорок девять рублей. Хватит! – удовлетворённо подумал он и вышел из магазина.

В четверг, сразу же после последнего урока, Рябоконь, не задерживаясь ни на секунду, вылетел из класса. Он выбежал за ворота школы и, спрятавшись за углом, принялся ждать. Вот начали выходить ученики шестого класса. Константин смело вышел из своего укрытия и громко закричал своим обидчикам:

– Эй, индюки! Почему сегодня такие важные? Иль давно вас не щипали?

– Ты смотри, Гулливер разошёлся! – удивлённо произнесли в один голос сразу несколько шестиклассников.

– Ребята, лови его! – закричал кто‑то. – Сейчас мы ему покажем, кто индюк!

Группа (человек двенадцать) бросилась к Рябоконю. Константин бросился бежать. От страха у него подкашивались ноги. В боку больно закололо. Преследователи были уже очень близко. Кто‑то громко свистел. Кто‑то запустил свой ранец в Рябоконя, пытаясь сбить его с ног.

– Ага, вот и переулок, который заканчивается тупиком. О нём мы и разговаривали два дня назад с Клыком! Лишь бы богатяновские не обманули! Пришли бы! Если нет, то не сдобровать мне сейчас, – с тоской подумал Константин.

Всё, убегать больше было некуда. Впереди красная кирпичная стена какого‑то склада. По бокам – глухие высокие заборы. Рябоконь прижался спиной к стене.

– Ага, попался, Гулливер! – радостно завопили его преследователи. – Готовься стать индюком! Ха‑ха‑ха…

Вдруг за спинами шестиклассников из‑за толстого ствола старой шелковицы вышли восемь парней лет по шестнадцать‑восемнадцать. Все в вышитых рубашках‑косоворотках, в широких полосатых штанах, заправленных в короткие голенища скрипучих начищенных сапог. Возглавлял их Ванька Клык.

– Эй, любезныя! Чавой‑то тута случилось? Или как? – нарочито ломая язык, громко спросил он.

Шестиклассники, как по команде, остановились и обернулись.

– Бо‑га‑тя‑нов‑ские! – с ужасом по слогам произнес кто‑то.