Исполнитель - Сергей Горбатых

– А ты хто такой? – поинтересовался тот.

– Знакомый его. Константин меня зовут.

– Садись, подожди, – коротко бросил половой.

Рябоконь присел на краешек ближайшей к нему лавки, стараясь ни на кого не смотреть.

Прошло минут двадцать. Открылась дверь, и на пороге появился Клык.

– О, Костик! Сколько лет и сколько зим! Что тебе нужно, мой лучший друг? – изобразив на лице радость, воскликнул Иван.

– Ты знаешь, Ваня, как бы тебе это объяснить? Как бы это… как его… – замялся вдруг Рябоконь.

– Да ты говори, как есть! Прямо! – несколько раздражённо порекомендовал ему Клык.

– Ну, в общем, мне это, как его… Женщина нужна! Для любовных утех, короче, – выдавил из себя, наконец, Константин.

– Для любовных утех, говоришь… Ха…ха…ха…ха… – громко заржал Иван. Он смеялся долго, держась за живот и стуча кулаком по столу. Затем, отдышавшись, объявил: Пойдём со мной!

Попетляв минут десять среди лачуг, они подошли к весьма приличному домику с резными ставнями.

– Я тебя сейчас сведу с Каблуком. Он – зухер, – сказал Клык.

– А кто такой зухер?

– Мужик, у которого девки есть, – пояснил Иван и добавил, – для любовных утех! – и снова забился в истеричном смехе.

Каблук оказался маленьким костлявым мужичонкой неопределённого возраста в чёрном пиджаке, накинутом на красную атласную рубашку.

– Рассказывай, чё ты хошь! – спросил он у Костю, предварительно внимательно выслушав Клыка.

– Девушку хочу, – коротко ответил Рябоконь.

– Эй, красавицы, к вам господин пришёл! – громко закричал Каблук.

По деревянной лестнице спустились пять женщин и выстроились перед гостями. Константин внимательно посмотрел на них. Они ему показались безнадёжно старыми. У всех испитые опухшие лица, грубо нарумяненные щёки с бровями, подведёнными углём. Самое главное – пять женщин были выше, чем он.

– Не, – разочаровано протянул Костя, – я таких не хочу.

– Пошли наверх, – приказал "девушкам" Каблук. Как только они ушли, он, приторно улыбаясь, спросил:

– Так каких Вы, уважаемый, хочите?

– Чтобы была ростом ниже меня. Талия тонкая. Грудь большая. Губки пухлые и не старая чтобы была, – объяснил Рябоконь.

– Ах, значит, уважаемый господин, хочут иметь ещё не распустившийся бутон! – догадливо воскликнул Клык.

– Ну что ж… Будет тебе и бутон! – подумав несколько минут, сказал он.

– Слышь, Каблук, пойду я. Некогда мне. Ты уж не обидь друга моего! – дважды подмигнув левым глазом, попросил Клык и вышел из дома.

– Лора, – негромко позвал сутенер.

Откинулась боковая штора и перед ними показалась девочка лет четырнадцати. Хрупкая, маленького роста, с кудрявыми, чёрными, как смоль, волосами, с заметно выдающейся грудью.

У Рябоконя заколотилось сердце, когда он увидел Лору.

– Да! – с восторгом произнес он.

– А у уважаемого сударя найдётся четвертной билет, чтобы заплатить за эту конхветку? – ехидно осведомился Каблук.

– Да, – коротко ответил Костя и, достав деньги из брюк, вручил их сутенёру.

– Пошли, красавчик! – сладким голосом прошептала Лора.

Она повела Константина в дальний закуток. Ловким движением задёрнула штору.

– Всё уже готово! – горячо прошептала девушка, кивая головой на расстеленную пружинную кровать.

– Раздевай меня! – приказала она ему и призывно засмеялась.

Вечером Костя дома был сам не свой. Он находился под сильным впечатлением от того, что было между ним и Лорой. Теперь Константин просил у отца каждую неделю пятьдесят рублей, а иногда и больше, чтобы снова посетить дом с резными ставнями на Богатяновке.

– Мне на книги, папа! – коротко объяснял он.

Евлампий Васильевич, счастливый от того, что начинают сбываться его мечты, не уточняя, на какие именно книги, молча давал деньги.

– Как не дать? Ведь самый лучший ученик в гимназии! Похвальные грамоты имеет! – с гордостью думал он.

В один из мартовских дней 1917 года Евлампий Васильевич Рябоконь, как всегда, в шесть часов сел плотно позавтракать. Кушал он по утрам один. Ведь жена поднималась только в девять часов, а сын, в половине восьмого выпив чашку чая, уносился в гимназию.

Кухарка поставила ему на стол варёные яйца, колбасу, сальцо, голландский сыр, малосольные огурцы, сметану. Помолившись, Евлампий, не спеша, приступил к еде.

Вдруг кто‑то постучал в дверь.

– Кого нелёгкая носит в это время? – подумал он и сказал: Заходи!

В столовую буквально ворвался Ермолай.

– Евлампий Васильевич! Государь наш Император отреклись от престола! – с ужасом в глазах прошептал он.

– Что‑о‑о‑о? – заревел Рябоконь. – Ты чё, бисова душа, городишь?!

– Вот Вам крест, Евлампий Васильевич, в газетах во всех пропечатали! – перекрестился Ермолай.

В России к власти пришло Временное правительство.

– Как это, отменяются все сословия? Что, не будет теперь ни купечества, ни дворянства? Отменяется обращение "господин"… Что же это теперь будет? – думал Евлампий Васильевич Рябоконь. От этих мыслей у него голова шла кругом. Привычный для него мир, в котором он себя чувствовал надёжно и уютно, разрушался на глазах. Ростов наполнился дезертирами, покинувшими фронта Великой войны. На улицах, почти в открытую, действовали банды грабителей, которые боялись лишь казачьих патрулей. Стало исчезать продовольствие. Магазин Рябоконя стоял почти полупустой.

Евлампий каждый день ходил в церковь и страстно молился за возврат старой и привычной власти.

Константину через полгода исполнялось уже семнадцать лет. Но он никак не изменился. То же детское безусое лицо, румяные щёчки и рост один метр пятьдесят четыре сантиметра. Никто не давал ему больше четырнадцати лет. Рябоконю‑младшему было всё равно, что происходит в стране. Он жил своей жизнью. Последние два года он стал активно писать. Некоторые его рассказы и статьи на тему истории Юга России печатались в газете "Приазовский край". Константин уже возомнил себя настоящим писателем. Вернувшись из гимназии, он садился за печатную машинку и допоздна работал.

Восьмого ноября пришла очередная новость из Петрограда: "Свергнуто Временное правительство". В тот же день при Ростовско‑Нахичеванском совете был создан Военно‑революционный комитет. Через неделю вооружённая группа бывших железнодорожных рабочих прибыла в магазин Рябоконя для реквизиции всех товаров. Евлампий безучастно смотрел, как из подвалов забираются последние мешки с крупой и мукой. После реквизиции он закрыл магазин на большие амбарные замки, а витрины приказал заколотить досками. После чего у него началась глубокая депрессия. Евлампий мог часами лежать в постели, читая "Жития святых". Дарья Константиновна уговаривала мужа бросить всё и уехать за границу, как это сделали многие их знакомые. Константин же все события воспринимал, как зритель фильм в кинотеатре. У него была своя жизнь. Чтение книг. Работа над очередной статьёй и походы в богатяновские притоны.