Любимцы публики - Джеки Браун

— Давай кое-что проясним раз и навсегда. Я травмирован, но это вовсе не означает, что я вышел из игры.

Его гнев нисколько ее не напугал.

— Ты имеешь в виду, буквально или фигурально?

— И то и то, — произнес он, прежде чем накрыть ее губы своими.

Атланта ожидала, что этот поцелуй будет наказанием. Анжело разозлился на нее. Он знал, что ему не удалось ее провести. Причина его страха была не только в операции. Именно по этой причине она и позволила ему ее поцеловать. В качестве утешения.

Очевидно, ей не удалось его утешить. Он резко отстранился и провел рукой по волосам.

— Если хочешь, чтобы я отвез тебя домой, я пойму.

Она нахмурилась:

— А почему я должна хотеть уехать?

— Мне не следовало этого делать. Я знаю, ты не любишь, когда что-то делают против твоей воли.

Его слова пробили броню, которой она защищала свое сердце.

— Я не сказала «нет».

— Если бы ты сказала, я бы не стал тебя целовать, — серьезно сказал он.

Атланта кивнула:

— Если бы я сказала «нет», я бы тебе не позволила.

— Значит, ты хочешь остаться?

— Мне обещали вкусный ужин.

Анжело проводил ее в дом.

— Здесь очень красиво.

Высокое качество мебели было очевидным. У владельца виллы был хороший вкус и солидный банковский счет.

— Возможно, ты изменишь свое мнение, когда увидишь кухню, — усмехнулся Анжело.

Мгновение спустя она поняла, что он имел в виду. Кухня была простой, по-деревенски грубой. Печка напоминала огромное черное чудовище.

— Какой ужас.

— У меня была точно такая же реакция. Однако Изабелле удалось приготовить на этой кухне целое пиршество. — Его лицо просветлело. — Разве ты не играла шеф-повара в одном из своих фильмов?

— Если быть точнее, я была специалистом по соусам. Но ключевое слово здесь «играла». К сожалению, здесь мои кулинарные таланты не настолько велики, а актерские способности бесполезны. — Вздохнув, она окинула взглядом кухонную мебель. — Полагаю, здесь нигде нет микроволновки?

— Нет. Поверь мне на слово, я проверил каждый из этих шкафчиков. Полагаю, человек, купивший этот дом, не посчитал нужным обновить кухню. Все это осталось от прежних хозяев.

— А что не так с новым владельцем? Он не любит вкусно поесть? — спросила Атланта.

— Он не любит готовить. Моя сестра сказала, он редко приезжает в Монта-Корренти. Когда он находится здесь, то питается в ресторанах. — Анжело сдвинул брови. — Знаешь, я, кажется, понял, почему мой брат выбрал для меня именно этот дом.

Она рассмеялась:

— Прозвучало так, будто против тебя устроили заговор.

— Я придумаю, как ему отомстить, — пробормотал Анжело, подходя к старому холодильнику.

Пока он доставал оттуда блюда под крышками, Атланта выкладывала на стол найденные в шкафчиках тарелки и столовые приборы. Они решили есть пасту холодной. Она смешала в чаше оливковое масло с сухими травами. Затем отнесла все это на стол в патио.

Солнце уже село. Висящие фонари освещали патио, а огни домов, рассеянных по склону холма, походили на отражения звезд, мерцающих в небе. Через некоторое время появился Анжело с пастой, бутылкой вина и двумя бокалами.

— Я не буду пить вино, — сказала Атланта.

Анжело все равно поставил бокал рядом с ее тарелкой.

— Это на случай, если ты вдруг передумаешь. Ничто не делает еду такой вкусной, как бокал хорошего вина.

— Ладно, уговорил. Я выпью полбокала.

Прежде чем они закончили ужин, Атланта выпила еще половину. Анжело оказался прав насчет вина. Оно усилило вкус томатного соуса. Она не помнила, когда в последний раз получала такое удовольствие от еды.

— Бесподобно, — сказала она, подцепив вилкой остатки пасты. — Я всегда любила итальянскую кухню, но не могу понять, что делает этот соус таким особенным.

— Особый вид базилика. Очень редкий. Произрастает только в Монта-Корренти. — Между его бровей залегла глубокая складка. — Когда я впервые вошел в этот дом и вдохнул аромат соуса, доносившийся с кухни, я вспомнил, как мы с отцом и Алексом ходили на берег реки за базиликом. Мне тогда было года три.

— Я слышала, запахи лучше всего пробуждают воспоминания.

— Так и есть.

Он говорил без особой радости, и Атланта не стала спрашивать, были ли эти воспоминания приятными. Даже если и так, они были омрачены тем, что происходило в последующие годы.

Она допила вино.

— Хочешь еще? — спросил Анжело.

— Нет, спасибо. Мне достаточно.

— Кажется, итальянцы в подобной ситуации говорятbastа.

— Верно. — Она кивнула. — Это слово надо знать.

— Только будь осторожнее, — предупредил ее Анжело. — Если слишком часто его использовать, можно пропустить интересные приключения.

Он ожидал услышать от нее, что ей больше не нужны приключения. Он не стал бы ее за это осуждать, тем более сейчас, когда назревал новый скандал в связи с тем, что папарацци сняли их вместе в аэропорту Рима.

Вместо этого она пристально посмотрела на него в мягком свете фонарей:

— Я ничего не имею против приключений, но всегда нужно оставаться рассудительной.

— С этим у тебя все в порядке.

Допив вино, Анжело откинулся на спинку стула. Когда он попытался сложить руки за головой, его лицо исказила гримаса боли. Он тут же опустил руки и схватился за плечо.

Глаза Атланты расширились.

— Ничего не говори. — Это прозвучало скорее как мольба, нежели предупреждение.

— Хорошо. Я не буду говорить об операции и качестве жизни, — пообещала она. — Но меня интересует одна вещь.

Боль понемногу начала утихать. Прищурившись, Анжело посмотрел на Атланту:

— Какая?

— Что ты планируешь делать после бейсбола?

После? Это слово подействовало на него как удар под дых. Никаких «после». Так же, как все эти годы он убеждал себя в том, что не было никаких «до». Бейсбол был всей его жизнью.

— Я никуда не ухожу. — Даже до того, как Атланта подняла брови, Анжело понял, что это прозвучало слишком резко. Однако это не помешало ему добавить: — Я буду готовиться к следующему сезону.

— Я сейчас говорю не о следующем сезоне и не о том, который будет за ним. Ты не можешь вечно играть в бейсбол, Анжело.

Он слышал это и от других людей, в том числе от более молодых членов своей команды, размышлявших о том, что их ждет по окончании спортивной карьеры. Обычно Анжело отвечал на этот вопрос в шутливой манере. На этот раз он принял реальность и, глядя на звездное небо, признался: