Невероятные происшествия в женской камере № 3 - Кира Ярмыш

Окошко в их двери отворилась, и кто-то крикнул веселым голосом: “Встаем на обход!” Стало слышно, как в коридоре гремят двери и кто-то громко переговаривается.

– Сегодня хорошая смена, – удовлетворенно заметила Наташа, убирая таз и швабру. – Все, можно ходить босиком!

В камеру вошли четверо: молодой круглолицый мент, мент постарше, с густыми черными бровями, высокая рыжеволосая женщина, похожая на лису, и маленький старичок.

– Здра-а-авствуйте, девочки, – сказал старичок. У него был неожиданно низкий и раскатистый голос. Говорил он как Дед Мороз на детском утреннике. – Как ваши дела?

– Хорошо, хорошо! – заулыбались все разом, а Ирка даже кокетливо хихикнула.

– Есть ли у вас жалобы? Предложения?

– Нет, нет!

– А можно сегодня в душ сходить? – встряла Диана.

– В душ? – изумленно сказал старичок и посмотрел сначала на лисью девушку, а потом на мужчин. – Душ же у нас завтра по расписанию, девочки.

– Но воду дали, горячую воду дали! – загомонили все.

– Ну раз во-о-оду дали… – протянул дежурный. – Но только после обеда, девочки, и быстренько.

– Ура, ура!

– Давайте теперь отметимся. А то вдруг кто-то сбежал. Или наоборот, прибежал.

Все рассмеялись, и Аня с изумлением обнаружила, что тоже усмехается. Этот старичок казался таким милым и человечным по сравнению с прежними ментами, что ему хотелось улыбаться просто из благодарности.

– Вилкова!

– Я!

– Орлова!

– Я!

– Леонова!

– Я!

– Иванова!

– Я!

– Андерсен!

– Я, – сказала Майя и затрепетала ресницами.

– И Романова?..

– Я, – сказала Аня. Старичок закрыл журнал, а она продолжила: – И я бы хотела подать заявление на апелляцию. Можно это через вас сделать?

Все повернулись к ней и замерли. Ирка, не отрывая от нее взгляд, почесала колено карандашом.

– Вы хотите обжаловать ваш арест? – осторожно уточнил старичок-дежурный.

– Ну да.

– А за что вы здесь оказались?

– За митинг.

– А, вы политическая? – сразу как-то расслабился старичок. – Ну напишите заявление в тот суд, где вас судили, мы отправим.

– Когда?

– Да сегодня, что ж затягивать. Мы вас тут держать напрасно не заинтересованы. – Он рассмеялся.

– А вы мне бумагу дадите? – спросила Аня. – А то у меня только тетрадка.

– Дадим, отчего ж не дать. Настя, принесете девочке бумагу?

Лисья девушка отрывисто кивнула.

– Ну ладно, если больше вопросов нет, отдыхайте тогда, – сказал старичок и направился к двери. Повинуясь его едва заметному кивку, остальные полицейские вышли следом.

Когда дверь за ними закрылась, Катя скрестила руки на груди, хищно посмотрела на Аню и спросила:

– А что это ты за апелляцию собираешься подавать?

– На то, что меня незаконно арестовали, – отчеканила Аня.

Ирка разразилась булькающим хохотом:

– Незаконно, ха-ха-ха!

– Дура, ее, может, и правда незаконно! – рявкнула Катя.

Ирка осеклась и с пустым лицом тут же принялась водить карандашом по джинсам.

– Ей на з-завтраке еще лирику дали, – неприязненно глядя на Ирку, пояснила Наташа.

Ане показалось, что настроение в комнате неуловимо изменилось. Остальные ее сокамерницы явно не поняли сначала, как надо реагировать на известие об апелляции, и ждали, что Катя подаст им знак. Как только она отчитала Ирку, все сразу расслабились. Апелляция была негласно признана допустимой, а сама Аня – человеком, имеющим на нее право.

– В самом деле, почему за митинги теперь вообще сажают? – философски спросила Диана, плюхнувшись на кровать. Та заскрипела.

– Да теперь вообще-то за все посадить могут, – пожала плечами Аня. – А это вроде как был несогласованный митинг…

Катя, все еще стоявшая в центре комнаты, обернулась и изумленно посмотрела на Аню:

– А что, митинги надо согласовывать?

– Ну, вообще да.

Катя нахмурилась:

– А ты против чего митинговала?

– Против коррупции. Против правительства.

– А согласовывать где надо?

– Ну, в мэрии.

– То есть нужно попросить разрешения митинговать против правительства у правительства? – уточнила Катя и уперла руки в бока. – Не, вы слышали? Я хуею… Они вообще хоть когда-нибудь согласовывают?

Катино возмущение было таким неподдельным, что Аня невольно улыбнулась.

– В последнее время – нет, поэтому все теперь выходят просто так.

– Да-а, неудивительно, что они вас сажают, им же неприятно про себя плохое слушать, – сказала Диана. Она встала, взяла с тумбочки печенье и громко им захрустела. Несмотря на жевание, лицо у нее оставалось задумчивым и даже немного величественным. – У меня подруга ходила на митинг и меня звала. Я даже почти согласилась. У вас еще они будут? Я, может, в следующий раз схожу, хоть посмотрю, как это.

– И что, з-загребут т-так же! – прокаркала из-под потолка Наташа.

Она забралась на свой насест и оттуда враждебно оглядывала стоящих девушек.

– Да меня уже и так загребли, теперь не страшно! – рассмеялась Диана.

– Я этого не п-понимаю, – продолжала Наташа, переводя недовольный взгляд с одной сокамерницы на другую. – Вот з-зачем эти митинги нужны? Вы д-добились чего-нибудь? – Она грозно зыркнула на Аню. – Вам лишь бы революции устраивать, п-пожили бы уже спокойно!

– Я не хочу революции устраивать, – возразила Аня. – Я хочу хорошо жить.

Наташа всплеснула руками.

– А сейчас ты плохо живешь? – От возмущения у нее снова пропало заикание. – Да в России никогда так хорошо не жили, как сейчас. Ты посмотри на наших родителей, ты посмотри, что в девяностые было! Небо и земля. Мы спасибо должны говорить!

– А мне не нравится наша власть, – надменно сказала Катя, снова скрестив руки на груди. И хотя она смотрела на Наташу снизу вверх, вид у нее был угрожающий. – Я на последние выборы не ходила и мать отговорила. Все равно ничего не меняется, чего лишний раз таскаться. Мать у меня отработала всю жизнь учительницей в школе, а пенсия у нее копейки. А они там все только карманы себе набивают.

– Карманы набивают! – захихикала Ирка, не поднимая глаз.

Она продолжала разрисовывать на себе джинсы. Аня была не уверена, что Ирка слышит разговор – казалось, она просто бессмысленно повторяет отдельные, чем-то приятные ей фразы.