Зеркала и галактики - Елена Вячеславовна Ворон

сбежишь оттуда через месяц. Улетишь с Энглеланда? Именно это я и предлагаю. Причем не надо тратиться на билет: мистер Трелони берет расходы на себя. Он мечтает вырваться из-под супружеского каблука и пуститься в авантюру… в поход, который сулит честь и славу добытчикам настоящих диких Птиц.

– А ты?

– И я с ним, конечно. Я ее ненавижу. – Тома передернуло. – Мне жалко Лайну, жалко сквайра, жалко себя… а ее – ненавижу.

– Что тебя удерживает в поместье?

Том потряс головой:

– Не скажу. Джим, друг, соглашайся. Мы со сквайром все продумали. Без тебя никак нельзя – ты единственный, кто смыслит в Птицах.

– Нет, – сказал я.

Том растерянно заморгал. Собственные ресницы у него были длинные, как у Лайны, и светлые, в цвет волос. Удивительно, как сохранил их под биопластом…

– Почему «нет»?

– Я уже чуть не сдох от этого RF. И не хочу становиться risky fellow и погибать черт-те где вместе с тобой, сквайром… Кого еще он привлечет? С доктором Ливси, к примеру.

– Ты боишься?

– Не желаю хоронить людей. Эта авантюра слишком дорого нам обойдется.

– Извини, – проникновенно сказал Том, – но ты и на Энглеланде не жилец.

– Зато ты целее будешь.

– Ты что – серьезно? Отказываешься?

– Наотрез.

– А если тебя попросит сквайр? И доктор Ливси, которого он сейчас уговорит?

– Скажу то же самое. Можешь поверить интуиции Трижды Осененного: эта затея – самоубийство.

Том поверил – не в самоубийство, разумеется, а в мой отказ. Он побледнел, руки задрожали. Но я же не виноват, что все во мне восстает против его великолепной придумки.

Том сжал в ладонях кружку с медовухой.

– Ну, что ж… – произнес он напряженным, готовым сломаться голосом. – Давай тогда выпьем за разбитые надежды, упущенные возможности, свою поломанную жизнь.

Я уже понял, что он – любитель себя жалеть, и не стал за это пить. Однако Том страдал по-настоящему, и мне было перед ним неловко. Из-за двери донеслось поскуливание Дракона, словно мой кургуар взялся плакать за вконец расстроенного человека.

Том поднялся и открыл дверь:

– Входи. Травишь душу – сил нет.

– Не впускай, – сказал я, а один из подвыпивших парней заорал:

– Уберите зверя! Он бешеный!

– Иди, не бойся, – подбодрил кургуара Том. – «Дураки, – скажи, – нас обижают, кричат…»

– Не впускай! – Я вскочил.

Подгулявшая компашка завопила хором, девицы завизжали.

– Дракон, нельзя! Пошел вон!

Кургуар будто не слышал. Подволакивая все еще слабые задние лапы, он вошел в бар. Пьяные крики его возмутили; Дракон издал громкое «Ххррррр» и предъявил нарушителям спокойствия свои бесподобные клыки.

– Вон отсюда, – схватив за шкирку, я думал выкинуть его за порог.

– Хрр! – Лязгнули зубы, и я чуть не взвыл: Дракон пребольно цапнул за колено. – Рррау! – Нагнув голову, кургуар двинулся между столиками к шумным гостям; спина со вздыбившейся шерстью проплывала выше столешниц.

– Стоять! – Том поймал гибкий черный хвост и потащил зверя назад.

Когти Дракона скребнули пол, он присел, обернулся – и Том отпрыгнул, затряс прокушенной кистью.

Девицы с визгом ринулись в дальний угол, один из парней бросил в Дракона креслом, другой опрокинул перед ним стол. Кургуар и ухом не повел, неотвратимо приближаясь к единственному трезвому, который не кричал и не метался.

В колене у меня точно засел раскаленный прут. Припадая на больную ногу, стаскивая с себя куртку, я догнал Дракона и набросил куртку ему на морду. Еще замотать бы вокруг шеи рукава… Дракон вслепую прыгнул. Мощное тело вытянулось в полете, передние лапы метили жертве в грудь. Бросок – и я что было сил толкнул кургуара в бок, отклоняя удар.

Лапы тяжко ударили в столик, он подпрыгнул и опрокинулся; кургуар приземлился в проходе, когти вспороли покрытие пола, куртка свалилась с башки.

– Джим, берегись! – выкрикнул Том.

Всей кожей ощутив новую опасность, я рванулся в сторону, хлопнулся на пол, перекатился, проскользнул между ножками кресел. Увидел ботинки того, трезвого, который и не думал удирать от взбешенного зверя. Эти ботинки, смирно стоявшие, точно вросшие в пол, вдруг приподнялись на носках. Коротко взревел Дракон, я метнулся прочь, словно уходя от бьющего в землю испепеляющего луча – как в тот день, когда погиб отец. В одну сторону, в другую, круша столы, опрокидывая кресла, ускользая от смерти.

– Джим, стой, – расслышал я сквозь визг и вопли голос Тома.

Я вскинулся, бросив кругом быстрый взгляд. Мэй-дэй! Как пусто стало в зале – столы и кресла остались лишь у стен, к которым жмутся перепуганные, белые с лица клиенты. Я пересчитал: три девицы, четверо протрезвевших парней. Пятого нет. И где Дракон?

– Где Дракон?

Все разом смолкли; только начала всхлипывать одна из девиц. Я повернулся к Тому. Загорелая «кожа» его маски была серой, вырезанная полоса – синеватой. Однако Том заговорил на удивление внятно:

– У него был хрон. Импульс может действовать до четырех секунд. Парень убрал Дракона и попытался достать тебя. Не сумел. И сам исчез. Джим, сядь. – Том подвинул мне кресло. – Садись.

Я остался на ногах и сказал:

– Дракон вернется.

Том опустил голову, рассматривая прокушенную кургуаром окровавленную кисть.

– Чудеса дважды не случаются… к сожалению. Кто-нибудь, вызовите полицию. Джим, будь другом, помоги. – Том вытащил из кармана завернутый в салфетку отрез маски, отдал мне и принялся руководить: – Разверни. Салфеткой вытри кровь с руки. Маску накладывай на покусы. Аккуратно, чтобы хватило длины с обеих сторон. Вот так; теперь прижми. Сильней, не бойся. Прижимай ладонями, чтобы согрелась. Спасибо.

Рука выглядела дико: на внутренней и на тыльной сторонах ладони – по густой брови и закрытому глазу с торчащей щеточкой ресниц. Искусственная «кожа» начинала краснеть, напитываясь кровью.

Я побрел в угол, к одному из уцелевших столиков. Повалился в кресло, отвернувшись от всех. Бедный Дракон. Верный мой кургуар. Ты узнал охотника-убийцу, рычал и рвался к нему. А тебя – на цепь. Если бы Том не впустил тебя в бар, ты остался бы жив. А я? Вряд ли. Защитник мой, где ты? Я представил себе, как Дракон барахтается в морских волнах, как оставляют его силы, как волны смыкаются над ним, как мокрая голова показывается над водой в последний раз… Лучше чистое холодное море, чем Смертная грязь. Перед глазами встала черная вязкая масса, в которой тонет даже солнечный свет. И мой кургуар, горестно воющий, безнадежно зовущий на помощь. И никто не поможет, не вызволит, не спасет…

Прибыла полиция – Гарри Итон с молодым напарником – и принялась допрашивать свидетелей. Доктор Ливси запретил меня теребить, поэтому мне вопросов почти не задавали. Напуганные посетители мало что помнили и