Когда пируют львы. И грянул гром - Уилбур Смит

– Так, мы сейчас, значит, здесь, – бормотал он, ведя пальцем на юг. – На Падде!

– Простите, сэр? – спросил Экклс.

– На реке Падда, Экклс, на Падде!

– Да, сэр, – не стал спорить Экклс, скрыв недоумение под полной невозмутимостью.

Далеко внизу, в темноте долины, вспыхнул единственный огонек костра и скоро погас, оставив лишь тускло светящиеся угли.

– Все готово, Экклс, – прошептал Шон.

– Да, сэр! – не повышая голоса, коротко отозвался Экклс.

– Я спускаюсь сейчас, – сказал Шон.

Он подавил в себе желание снова повторить свои распоряжения. Хотелось еще раз сказать, что главное – не дать никому уйти, но он знал, что для Экклса и одного раза достаточно.

– Слушайте сигнал, – прошептал он.

У буров оказался только один часовой. Они чувствовали себя в безопасности, уверенные в том, что их военная хитрость удалась и они оторвались от преследователей; теперь они крепко спали вокруг весьма небрежно замаскированного костра. Шон и Мбежане тихо спустились и присели в траве шагах в двадцати от сидящего на высокой скале часового. Его силуэт неясно вырисовывался на фоне усеянного звездами неба, и Шон с минуту приглядывался к нему, не решаясь действовать.

– Он тоже спит.

Мбежане хмыкнул.

– Возьми его тихо, – прошептал Шон. – Так, чтобы не упала винтовка.

Мбежане сделал движение вперед, но Шон положил ему руку на плечо:

– Только не убивай, в этом нет необходимости.

И Мбежане тихо, как леопард, двинулся к скале.

Шон ждал, напряженно всматриваясь в темноту. Томительно тянулись секунды – и вдруг бур куда-то пропал со скалы. Приглушенный сдавленный вздох, звук скользящего вниз тела – и тишина.

Шон терпеливо ждал, и скоро Мбежане вернулся, так же тихо, как уходил.

– Готово, нкози.

Шон отложил винтовку в сторону, приложил ладони к губам и, надув щеки, издал переливчатый звук – так кричит ночная птица. Один из спящих возле костра пошевелился и что-то пробормотал. Немного подальше переступила копытами лошадь и тихо заржала сквозь ноздри. Потом Шон услышал, как стукнула галька и зашуршали по траве осторожные шаги – едва слышные звуки, уносимые ветром.

– Экклс? – тихо спросил Шон.

– Да, сэр.

Шон встал, и они подошли к лагерю.

– Подъем, джентльмены! – заорал Шон на африкаансе. – Завтрак готов!

Буры протирали глаза и видели, что рядом с каждым стоит солдат, наставив в грудь ствол «ли-метфорда».

– Разжечь костер побольше, – распорядился Шон. – Собрать у них все винтовки.

Все оказалось как-то совсем легко, и Шона это обстоятельство слегка раздражало.

– Мбежане, приведи часового, – отрывисто приказал он. – Хочу посмотреть, не сильно ли ты его зашиб.

Мбежане приволок на себе часового и положил у костра. Шон плотно сжал губы, увидев, что голова бедняги свесилась, ноги не шевелились.

– Да он у тебя мертвый, – с укором констатировал Шон.

– Нет, нкози, он просто спит, – возразил зулус.

Шон опустился на колени рядом с часовым и повернул его лицом к свету костра. Перед ним предстал даже не мужчина, а юный парнишка с худым, болезненным лицом; щеки его покрывал легкий пушок едва пробивающейся бороды. В уголке глаза желтым гноем нарывал ячмень. Парень дышал.

Подняв голову, Шон оглядел остальных пленных. Их всех уводили за пределы слышимости, чтобы никто из них не вмешался в разговор командира с юным бурским часовым.

– Мбежане, воды.

Зулус послушно принес флягу с водой, лежавшую у костра. Шон тем временем исследовал огромную шишку на макушке юноши.

– Ладно, жить будет, – проворчал он.

Губы его скривились от отвращения к тому, что ему предстояло делать, как только парень очухается. А сделать это придется, пока тот еще заторможен и слаб от удара. Шон набрал в ладонь холодной воды и брызнул в лицо парнишке. Тот глубоко, с трудом вздохнул и повернул голову.

– Просыпайся, – обратился к нему Шон на африкаансе. – Просыпайся.

– Дядя Пауль? – промямлил парень.

– Просыпайся, – повторил Шон.

Тот с трудом сел.

– А где… Вы англичане! – воскликнул он, заметив военную форму.

– Да, – отрезал Шон. – Мы англичане. А ты пленный.

– А где дядя Пауль? – спросил мальчик, дико оглядываясь вокруг.

– О нем не беспокойся. Встретишься с ним на корабле, когда вас повезут на остров Святой Елены. Леру и Зицманн вчера тоже попали в плен на реке Вааль.

– Дядя Пауль попал в плен!

Глаза мальчика, все еще с заторможенным и мутным взглядом, округлились, когда он услышал это страшное известие.

– А вам откуда известно? Наверно, там был какой-то предатель… кто-то вам сообщил… Как вы узнали о месте встречи?

Он замолчал, обдумывая, что произошло.

– Но как же… Дядя Пауль еще не мог добраться до Вааля, мы расстались только вчера.

Тут он с ужасом понял, что проговорился.

– Вы меня запутали… обманули… – прошептал он. – Вы обманули меня.

– Ну извини, – просто ответил ему Шон.

Он встал и направился к сторожившему пленников Экклсу.

– Когда прибудет капитан Фридман, передайте, чтобы направлялся с отрядом в гарнизон Феринихинга и ждал меня там. А я со своим слугой иду вперед, – отрывисто проговорил он и повернулся к зулусу. – Мбежане, приведи лошадь.

Шон никому не хотел доверить дело доставки новости Эйксону.

На следующий день он добрался до охраняемой блокпостами железной дороги и сел на поезд, идущий к северу. И уже утром, усталый и грязный, с воспаленными от копоти глазами, вышел на станции Йоханнесбурга.

Ян Пауль Леру остановил лошадь, и крохотный отряд за его спиной сбился в кучу. Все напряженно вглядывались вперед.

Вааль – река широкая, своей мутной бурой водой прорезавшая русло между крутыми песчаными берегами. Вдоль них то здесь, то там растут деревья с колючими ветками, под которыми армии в три тысячи всадников никак не укрыться. Но Леру выбирал место встречи очень тщательно. Именно здесь маленькая речушка Падда, петляя между небольшими холмами, впадала в Вааль, и как раз среди этих холмов армию не так-то просто обнаружить – правда при условии, что сама армия станет соблюдать крайнюю осторожность. А как раз осторожностью Зицманн легкомысленно пренебрегал.

По всему вельду длинной бледной пеленой стелился дым от дюжины костров, на песчаных отмелях посредине реки открыто поили лошадей, в воде шумно плескались не менее сотни человек, а на колючих ветках деревьев сушилось постиранное белье.