Хозяин Черного Замка и другие истории - Артур Конан Дойл

– С удовольствием, – ответил я.

Вот так началась моя дружба с Томасом Краббе.

Краббе получил диплом на год раньше меня и уехал в большой британский порт с намерением там прочно обосноваться. Казалось, его ждут блестящие перспективы: как-никак человек этот, наряду с глубочайшими познаниями в медицине, обретёнными в основательнейшем из учебных заведений мира, обладал ещё и тем неуловимым даром, с помощью которого доктор мгновенно завоёвывает симпатии пациента, заставляя проникнуться к себе полным доверием. Диву даёшься, как редко встречается сочетание этих двух качеств.

Тот милый доктор, мадам, что так виртуозно излечил юного Чарли от кори, заодно поразив вас очаровательными манерами и умным лицом, был в колледже полным тупицей и посмешищем курса! А жертва вашего небрежения, бедный доктор Зубрилкер – тот, что так нервничал, не зная, куда деть руки, – был удостоен золотой медали за оригинальный научный труд и ни в чём не уступал обучавшим его профессорам.

Что поделаешь: встречают нас по одёжке, а провожают, ума так и не оценив!

Итак, Краббе со своим новеньким дипломом и ещё более свеженькой юной супругой отправился в город… назовём его Бриспорт. Я поступил ассистентом к доктору в Манчестере и первое время ничего не слышал о своём друге, не считая того, что деятельность свою он начал в лучшем стиле и немедленно сделал заявку на первоклассную клиентуру.

В одном медицинском журнале мне попалось на глаза необычайно глубокое и детальное исследование доктора Краббе под заголовком «Странное появление дискосферической кости в желудке утки», но в целом (если не считать ещё нескольких заметок об эмбриологии рыб) вёл он себя неподобающе скромно.

И вот в один прекрасный день, к своему изумлению, я получил телеграмму от миссис Краббе. Она умоляла меня спешно явиться в Бриспорт и поговорить с мужем, дела которого стали совсем плохи. Попросив у шефа отпуск, я сел в первый же поезд и отправился в путь, не на шутку обеспокоенный странным известием о состоянии своего друга.

Миссис Краббе встретила меня на станции. По пути она рассказала мне, что Тома мучает множество самых разнообразных тревог, отчего он совершенно пал духом. Расходы на содержание дома огромны, пациентов же можно пересчитать по пальцам. Он очень хотел бы со мной поговорить, – что, если мой практический опыт окажется ему чем-то полезен?

Внешне Краббе определённо изменился к худшему и выглядел как измождённый труп. Прежняя бесшабашная весёлость явно покинула моего друга, хотя, увидев меня, он заметно просветлел.

Поужинав, мы втроём собрались на военный совет. Тут-то Краббе и изложил передо мной суть своих проблем.

– Ради всего святого, Бартон, скажи, что мне делать! – воскликнул он. – Прославься я чем-нибудь, и всё бы пошло как по маслу, но на мою дверную табличку никто и внимания не обращает, тем более что врачей в районе – что сельдей в бочке. Не удивлюсь, если окажется, что все тут полагают, будто я – доктор богословия. Ладно бы ещё мои конкуренты были стоящими специалистами, так нет же! Всё это – ископаемые сморчки, отставшие от времени на полвека, не меньше! Взять хотя бы старого Маркхэма, который живёт вон в том кирпичном доме и лечит практически весь город. Готов поклясться, он понятия на имеет, в чём разница между локомоторной атаксией и гиподермическим спринцеванием, но поди ж ты – известен в массах! Покорность, с какой это стадо больных баранов плетётся к нему в приёмную, просто-таки отвратительна!

А чего стоит Дэвидсон, что живёт чуть дальше по этой же дороге! Хочешь знать, кто он? Член Американского лингвистического общества! Вот так. На днях рассуждал в медицинском собрании об эписпастическом параличе, – представь, перепутал его с эписпастическим ликвором[106]. А заработки этого типа на порядок выше моих!

– Ну, так стань известным, начинай публиковаться, – сказал я.

– Но о чём писать, скажи на милость? – взмолился Краббе. – Где взять хотя бы одну историю болезни, если больных – нет?! Наливай себе и давай-ка сюда бутылку.

– Может быть, тебе самому пару историй выдумать? Ну, для начала хотя бы?

– Хорошая мысль, – задумчиво проговорил Краббе. – Тебе, кстати, не попадалась моя «Дискосферическая кость в желудке утки»?

– Попадалась. По-моему, вышло неплохо.

– «Неплохо» – не то слово. Уточка-то моя, дружище, костяшку домино сожрала! Ко мне она слетела ну словно ангел с небес! Потом я взялся за эмбриологию рыб, поскольку рассудил так: если даже я в этом деле ровно ничего не смыслю, то уж по меньшей мере девяносто пять процентов населения в этом – мои полные единомышленники. Но выдумывать от начала и до конца целые истории болезней… Не слишком ли это смело?

– Тяжкий недуг требует сильнодействующих средств, – заметил я. – Помнишь старика Хобсона из нашего колледжа? Раз в год он отправляет в «Бритиш медикэл» письмо, обращаясь к читателям с просьбой сообщить ему, во сколько сейчас обходится содержание лошадей в деревне. А потом в справочнике напротив своего имени указывает: «Автор оригинальных вопросов и реплик научного свойства, регулярно публикуемых научными изданиями».

Хохот Краббе прозвучал как в лучшие наши студенческие годы.

– Ладно, старина, – наконец сказал он, – продолжим наш разговор завтра. В конце концов, ты у нас гость: нельзя же мне быть таким эгоистом. Пойдём побродим: обозрим наши бриспортские красоты, если можно так выразиться.

С этими словами он набросил на себя какое-то траурное пальтишко, нацепил очки, нахлобучил шляпу с уныло отвисшим краем, и остаток дня мы провели, прогуливаясь туда-сюда и обсуждая всякую всячину.

На следующий день военный совет собрался повторно. Было воскресенье: мы уселись с трубками у окна и принялись разглядывать уличную толпу, перебирая один за другим возможные планы завоевания местной публики.

– Трюк Боба Сойера? Пройденный этап, – уныло отчитывался Краббе. – Да, прихожу в церковь, сижу там какое-то время, потом сломя голову выбегаю в самый разгар службы… Всё без толку – никто не знает, кто я такой! В прошлом году накатал перед парадным чудную ледовую дорожку: на протяжении трёх недель ежедневно полировал её по ночам. За всё это время поскользнулся на ней только один человек, да и тот поковылял через дорогу к приёмной Маркхэма. Ну разве это не ужас?

– Это – ужас, – согласился я.

– Наверное, следовало бы с апельсиновыми корками поэкспериментировать, – продолжал Том, – но, слушай, когда перед домом врача весь тротуар ядовито-жёлтый, по-моему, это так противно!

– Противно, согласен, – кивнул я.

– Как-то ночью явился ко мне парень с разбитой башкой, – вспомнил Том. – Я наложил ему швы, но он оставил кошелёк дома! Через неделю пришёл снимать швы – снова без денег! По сей день этот парень, Джек, где-то разгуливает с куском моей верёвки в голове, и пока я не увижу денег, она там останется!