Весь Рафаэль Сабатини в одном томе - Рафаэль Сабатини

что вы держите здесь агента Стюарта и что у вас есть важное известие для министра.

Ротерби поклонился в знак согласия.

— Единственное, чего я желал, так это того, чтобы мистер Грин подготовил ордер на арест этого человека. Потом я готов рассказать все, что знаю. У вас есть ордер? — поинтересовался он.

— В последнее время было раскрыто необычайно много «заговоров», — произнес мистер Темплтон, — которые в конечном счете таковыми не являлись, и я рассчитываю, что вы, милорд, отнесетесь к этому делу крайне осторожно. Я полагаю, его величеству нежелательно, чтобы оно получало огласку до тех пор, пока не останется никаких сомнений в том, что это действительно был заговор. Разговоры лишь возмущают спокойствие общества, а, к несчастью, поводов для волнений и так предостаточно. Следовательно, было бы целесообразно, прежде чем произвести арест, быть вполне уверенными, имеются ли для этого веские основания.

— Но тут настоящий заговор! — раздраженно воскликнул Ротерби, теряя терпение из-за осторожности других. — Реальная опасность.

— Для того, чтобы убедиться в этом, — невозмутимо продолжил помощник министра, — необходимо иметь веские доказательства, прежде чем предпринять дальнейшие шаги. Ознакомьте меня со всеми фактами, которыми вы располагаете.

— У меня предостаточно информации. Заговор действительно вынашивается сообщниками Стюарта, готовится восстание, и настоящий момент признан благоприятным, так как доверие народа к правительству пошатнулось из-за катастрофы в Южных морях.

Мистер Темплтон медленно покачал головой.

— Осмелюсь высказать свои наблюдения, сэр. Подобные предлоги использовались в последнее время во всех разоблаченных «заговорах». Единственным утешением для нас, друзей его величества, является то, что ни один аргумент не выдерживает критики при тщательном рассмотрении дел.

— Именно этим мое разоблачение будет отличаться от остальных, — заявил Ротерби таким тоном, что впоследствии мистер Темплтон стал отзываться о графе как о «чертовски вспыльчивом человеке».

— У вас есть доказательства?

— Документы, среди которых личное письмо самозванца.

Резко очерченное лицо мистера Темплтона стало серьезным.

— Тогда дело действительно принимает серьезный оборот. Кому, позвольте вас спросить, сэр, предназначалось это письмо?

— Моему покойному отцу, — ответил граф.

— О-о! — мистер Темплтон издал многозначительное восклицание.

— Я нашел письмо после смерти отца, — продолжал Ротерби. — Я вовремя вырвал его из рук этого шпиона, который как раз собирался уничтожить добычу в тот момент, когда я схватил негодяя. Мной руководила преданность его величеству, сэр, и я пожелал, чтобы мистер Грин подготовил ордер на арест изменника.

— Сэр, — сказал мистер Темплтон, смотревший на графа глазами, в которых удивление смешалось с восхищением, — это действительно акт преданности, огромной преданности при таких… особых обстоятельствах дела. Я не думаю, что правительство его величества, учитывая, кому было адресовано письмо, смогло бы порицать вас, даже если бы вы его скрыли. Осмелюсь заметить, милорд, ваш поступок сродни патриотизму сынов античного Рима. Я убежден, правительство его величества не останется равнодушным и высоко оценит вашу преданность.

Ротерби отвесил глубокий поклон в благодарность за комплимент. Ее светлость закрыла губы веером, пряча циничную ухмылку. Стоявший сзади, подле кресла Гортензии, мистер Кэрилл тоже улыбнулся, а несчастная девушка, уловив его улыбку, пыталась найти в ней добрый знак.

— Я уверена, — вставила графиня, — сын благодарен вам за то, что вы так высоко оценили его поступок.

Мистер Темплтон поклонился ей с величайшей учтивостью.

— Я бы чувствовал себя камнем, мэм, не высказав своего восхищения.

— Я полагаю, сэр, — в своей спокойной манере вставил мистер Кэрилл, — это скорее патриотизм Израиля, чем Рима.

Мистер Темплтон обратил к нему свое лицо с холодным недовольством. Он хотел что-то сказать, но, пока подыскивал слова, подобающие ситуации, Ротерби опередил его.

— Сэр, — воскликнул он, — все, что я сделал, я сделал, не обращая внимания на возможно губительные последствия моего решения. Этот бунтовщик воображает, что я намеревался совершить сделку. Но вы должны понимать, сэр, при сложившихся обстоятельствах это лишено всякого смысла. Теперь слишком поздно пытаться продать бумаги. Я готов отдать письма, которые нашел. И все же, смею надеяться, правительство согласится с тем, что я имею некоторое право на получение признания за ту услугу, которую я оказал его величеству и стране и исполнение которой задело честь моего отца.

— Конечно, конечно, милорд, — промычал мистер Темплтон. Похоже, его энтузиазм по поводу римского патриотизма Ротерби несколько поубавился.

— Я полагаю, лорд Картерет не допустит, чтобы такая… э-э-э… верность его величеству осталась невознагражденной.

— Я хочу просить вас, сэр, просить ради памяти моего отца, над которой нависла неотвратимая угроза быть запятнанной…

Мистер Кэрилл улыбнулся и кивнул. Он мог рассуждать независимо — скорее как зритель, — и все-таки он должен был признать: его брат проявил тонкую проницательность, на которую только был способен.

— Да, мой отец имел отношение к афере в Южных морях, — продолжал Ротерби, — но он мертв и не может защитить себя от тех обвинений, которые предъявил ему герцог Уортон. Поэтому моего отца можно представить в свете, который… э-э-э… ну, словом, не совсем соответствует образу джентльмена. А тут еще заговор… Но все это не имеет ровным счетом никакого значения, когда речь идет о безопасности нашего королевства. Сейчас на весы легли мои личные интересы и интересы государства, и мой выбор прост. Единственное, о чем я осмеливаюсь просить вас, сэр… — я понимаю, раскрыть заговор невозможно, не упомянув о несчастной доле отца, умоляю лишь о том, чтобы лорд Картерет счел возможным не упоминать о делах в Южноморской компании. Отец уже заплатил за них своей жизнью.

Мистер Темплтон смотрел на молодого человека с неподдельным состраданием. Он был совершенно одурачен и в глубине своей души сожалел, что на какое-то мгновение усомнился в чистоте помыслов Ротерби.

— Ваша светлость, я хочу заверить вас в своей симпатии, моем глубочайшем уважении к вам, графиня, — сказал он. — К сожалению, по делу о Южных морях у меня нет никаких полномочий. Лорд Картерет поручил мне только дело об аресте. Я должен разобраться с персоной, которая находится у вас в руках, выяснить, достаточно ли оснований для подписания ордера. Тем не менее, милорд, я могу пообещать, учитывая вашу готовность отдать нам эти письма, важность которых обусловлена, как вы уверяете, их крайне опасным содержанием, а также принимая во внимание вашу героическую верность его величеству, лорд Картерет не будет увеличивать то бремя, которое вам и так уже приходится нести.

— О, сэр! — прочувственно воскликнул граф. — У меня не хватает слов, дабы выразить вам свою признательность.

— У меня тоже нет слов, — вставил мистер Кэрилл, — чтобы выразить восхищение этим великолепным спектаклем. А я и не подозревал, Ротерби, что вы обладаете такими блестящими способностями.

Мистер Темплтон снова нахмурился.

— Это уже наглость, — сказал он.

— Что вы, сэр, ну