Весь Рафаэль Сабатини в одном томе - Рафаэль Сабатини

этот человек мой брат», — подумал он. Даже если его чувства к Ротерби и не были теплыми, он великодушно изобразил сердечность. Закрыв за ними дверь, мистер Кэрилл с огромным облегчением вздохнул. Он посмотрел на Гортензию, и улыбка, словно луч света, озарила его лицо. Девушка бросилась к нему.

— Пойдем! Ты единственная драгоценность, которую я забираю из дома отца.

— Неужели ты рассчитываешь покорить меня подобными словами?

— К черту слова! — воскликнул Кэрилл. — Ты покорена. Признайся.

— У тебя уже есть все, чтобы уважать себя, — серьезно произнесла девушка.

— Кроме одного, Гортензия, — поправил он. — Только этого недостает мне, чтобы уважать себя больше, чем король.

— Это уже лучше, — засмеялась она и вдруг грустно произнесла. — О, почему ты подсмеиваешься надо мной и пытаешься скрыть то, что у тебя на сердце? Зачем ты хочешь казаться легкомысленным и безрассудным даже после того, что ты сделал? Это было так благородно! Я очень горжусь тобой!

— Гордишься мной, — эхом повторил мистер Кэрилл. — О! Тогда как же могло случиться, что ты решила взять в мужья «этого самодовольного хлыща»? — сыронизировал он, вспомнив слова, которые она бросила ему той лунной ночью.

— Как я тогда ошибалась, — проговорила девушка.

— Тех, в ком мы ошибаемся, всегда стоит узнать получше, — философски заметил мистер Кэрилл.

— Зато ты не ошибся во мне.

— Не ошибся, — ответил он, — я сразу увидел, как ты прекрасна. Возьми мое сердце, и оно само скажет тебе об этом, — воскликнул Кэрилл, сжимая ее в объятиях.

ЗАБЛУДШИЙ СВЯТОЙ

(роман)

Агостино де Ангвиссола, юный наследник знатного итальянского рода, искренне считает, что его предназначение — стать монахом. Грядущая война и долг кровной мести меняют его планы самым неожиданным образом…

Часть I

Подаренный церкви

Глава 1

ИМЕНА И СУДЬБЫ

В поисках причины моих невзгод — как это свойственно человеку, я искал ее не в самом себе — я часто склонялся к тому, чтобы возложить вину за все несчастья, выпавшие на мою долю, а также за все зло, которое я причинил другим, на тех, кто, стоя у купели моей матери, решил дать ей имя Моника.

В жизни есть много вещей, которые человеку грубому и невнимательному кажутся неважными и незначительными, но которые на самом деле чреваты самыми ужасными последствиями. По существу они являются движущей силой самой судьбы. К таким зловещим пустякам я бы отнес имена, которыми нас так бездумно одаряют.

Меня удивляет, что ни один из знаменитых ученых древности в своих философских сочинениях не коснулся вопроса об именах, не говоря уже о том, что никто не говорит о великом значении, которое, с моей точки зрения, имеет этот предмет. Возможно, это объясняется тем, что ни одному из них не пришлось, как мне, страдать от последствий, проистекающих от имени. Вот если бы так случилось, они бы, конечно, преподали нам урок на этот предмет со знанием дела и таким образом избавили бы меня, который отлично сознает свою некомпетентность в этом деле, от необходимости исправить эту оплошность на основании моего собственного опыта. Давайте же рассмотрим хотя бы сейчас, с таким опозданием, какое коварное влияние оказывает имя в смысле предрасположения к добру и злу, как оно способствует становлению характера человека.

Для какого-нибудь деревенского тупицы или же, напротив, для поистине сильной натуры — такие не подвержены подобного рода влияниям

— не имеет значения, зовется ли человек Александром или Ахиллом; и в то же время жил однажды человек, который назывался Иудой, так вот он до такой степени не оправдывал благородных ассоциаций, связанных с этим именем, что само звучание и значение его изменилось на все времена.

Но для того, кто одарен воображением — этим величайшим даром и величайшим бедствием человечества, — или для того, чья натура жаждет назидательного примера, имя, которое он носит, может приобрести невероятно важное значение под влиянием образа давно почившего великого человека, носившего это имя до него, чья жизнь становится предметом подражания.

Я надеюсь доказать, что это общее вступление является справедливым по крайней мере в том, что касается моей матери.

Ее назвали Моникой. Почему было выбрано это имя, мне узнать не довелось; однако я не думаю, что при выборе имени ее родители руководствовались какими-либо соображениями, кроме звучания. Это приятное имя, достаточно благозвучное, и, как это случается достаточно часто, никакие посторонние обстоятельства на его выбор не повлияли.

Однако для моей матери, которая обладала впечатлительной и в то же время слабой и зависимой натурой, ее имя оказалось судьбоносным. Начиная с самых юных лет святая Моника стала предметом ее особого поклонения и осталась таковым после того, как она вышла замуж. Самой захватанной и зачитанной частью старого манускрипта — любимейшей ее книги, — содержащего жизнеописания нескольких святых, было «Житие святой Моники». Сделаться достойной имени, которое она носит, уподобить свою жизнь жизни этой святой женщины, которой столь много радости и столько же печали принес ее знаменитый отпрыск, стало навязчивой идеей моей матери. И я очень сомневаюсь, что моя мать решилась бы когда-нибудь связать себя узами брака, если бы святая Моника не была замужем и не родила сына.

Как часто в бурные накаленные часы моей столь несчастной юности я сожалел, что она не предпочла жизнь девственницы в монастыре и не избавила меня от тяжелого бремени моего существования, которое она в своей нечестивой святости едва не превратила в бесплодную пустыню!

Мне хочется думать, что в те дни, когда мой отец сватался к ней, добивался се расположения, в крепких объятиях этого неистового гибеллина[1786] она хоть на время забывала о том, как дальше собирается ткать узор своей жизни, что на всем ее пути по мрачной засушливой пустыне встретился хотя бы один уголок сада, цветущего, благоуханного, прохладного.

Мне хочется так думать, ибо даже в лучшем случае этот период был, должно быть, достаточно коротким. И поэтому я ее жалею, я, который в свое время так горько ее порицал. Все это, наверное, прекратилось еще до того, как я родился; она все еще носила меня в своем чреве, когда отстранила от своих уст чашу с теплым живительным вином жизни и снова обратилась к постам, размышлениям и молитвам.

Это было в тот год, когда состоялась битва при Павии, выигранная Императором[1787]. Мой отец, который добился кондотты[1788]