The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century - Jürgen Osterhammel

оказались втянуты в жестокую войну, напоминающую наполеоновскую оккупацию. После поражения карлисты не сдались, а продолжали партизанскую кампанию и строили планы государственного переворота; только в 1876 г. конституционная монархия твердо стояла в седле, отразив очередное нападение карлистского "государства в государстве" в Стране Басков, Наварре и части Каталонии. Сопоставимой по жестокости, но не по масштабам боевых действий, была гражданская война в Португалии (1832-34 гг.) и последовавшая за ней цепь более мелких восстаний.

В османском Ливане после 1840 г. множество социальных конфликтов, религиозных противоречий и капризных интервенций иностранных держав привели к "межобщинной" вражде, которая в 1858-1860 гг. переросла в гражданскую войну, в ходе которой тысячи людей были уничтожены, а сотни тысяч вынуждены были стать беженцами. В данном случае итогом стало не падение старого режима или отражение послереволюционной контрреволюции, а некий конституционный компромисс, достигнутый в ходе международных переговоров; в 1861 г. началась история фактического ливанского государства, хотя и признающего права Франции на защиту и вмешательство.

Крестьянские восстания исчезли в Европе (за исключением Балкан) после последнего всплеска в 1848-49 гг. на востоке Габсбургской монархии вплоть до Сицилии и в южной и центральной Германии. Эти последние вспышки сельского протеста были вполне созвучны времени, реалистичны по своим целям и формам действий - и ни в коем случае не являлись дальнейшими примерами слепых, устремленных назад вспышек насилия, которые склонны видеть в них горожане и даже многие историки. За пределами тех немногих европейских стран, где его интересы могли быть представлены в парламенте, крестьянство то и дело прибегало к насилию или громким символическим акциям. Подобные протестные движения были ожидаемы в любом аграрном обществе, но они различались по масштабам. Например, в Мексике они приняли более широкие масштабы в период с 1820 по 1855 год, достигнув пика в 1842-46 годах. В Японии, где политическая жизнь была более стабильной, они участились в экономически и экологически тяжелый период тридцатых годов, а затем вновь, уже в других условиях, включавших объединение с городскими силами, в восьмидесятые годы. В период с 1858 по 1902 гг. на Ближнем и Среднем Востоке произошел ряд крестьянских восстаний, в основном против "модернизационных" сил, более требовательного к бюджету государства и заочных землевладельцев, стремившихся увеличить свои прибыли (а значит, и эксплуатацию труда) за счет структурно не реформированного сельского хозяйства, которое было не более продуктивным, чем раньше.

Антиколониальное сопротивление может приобретать революционные формы и приводить к революционным последствиям. Соединенные Штаты и латиноамериканские республики возникли именно в такой ситуации. От греческого восстания против османского владычества (1821-26 гг.), великой войны на Яве 1825-30 гг. и одновременного сопротивления казахов русской колонизации до восстания хойхой у мыса Доброй Надежды (которое во многом способствовало формированию солидарности по линии "черных" и "белых" расовых стереотипов), польского восстания 1863г, Ямайское восстание 1865 г., Критское восстание 1866-69 гг. - так развивалась длинная цепь выступлений против иностранного господства, вплоть до новой большой волны антиколониальных или антиимпериалистических волнений 1916-19 гг. в Ирландии, Индии, Египте, Китае, Корее, Средней Азии. Однако антиколониальное сопротивление является революционным только тогда, когда его целью является установление нового независимого политического порядка, например, национального государства. За пределами Европы до Первой мировой войны это было относительно редким явлением. Один из немногих примеров - движение Ураби в Египте в 1881-82 гг.

Революции, как "ускоренные процессы" особого рода, не распределены равномерно по временному континууму. Зачастую они группируются на переломных этапах исторических изменений, поэтому историки, особенно после Французской революции, любят использовать их в качестве маркеров периодов. Еще до середины XVIII века системные кризисы и даже распады были хорошо заметны в ряде регионов мира: например, в период с 1550 по 1700 год в Японии, Османской империи, Англии, Китае, Сиаме (это только самые важные примеры). Они происходили без непосредственного влияния и столкновения друг с другом. Временное падение династии Стюартов в Англии в 1649 г. и окончательное свержение династии Мин в Китае в 1644 г. не имели между собой ничего общего в причинно-следственном отношении. Однако утверждается, что за такой очевидной одновременностью стоят факторы, не осознаваемые людьми в то время, среди которых особенно важными могут быть сходные демографические тенденции.

Для нас сегодня эти связи гораздо более очевидны. Примерно в период с 1765 по 1830 год сгустки революционных событий были столь разительны, что можно говорить о компактной Эпохе революций. Имперские отростки охватили все континенты, но центры интерактивных волнений находились в Америке и континентальной Европе. Поэтому "революционная Атлантика" - наиболее подходящий образ. Второй блок потрясений и революций можно выделить в период с 1847 по 1865 год: европейские революции 1848-49 годов, тайпинская революция в Китае (1850-64 гг.), так называемый мятеж или Великое восстание в Индии (1857-58 гг.) и особый случай - Гражданская война в США (1861-65 гг.). Эти события влияли друг на друга гораздо слабее и менее непосредственно, чем аналогичные события в революционной Атлантике. Они сложились не столько в еще одну компактную эпоху революций, сколько в набор отдельных мегакризисов с довольно слабыми "транснациональными" связями. Третья волна революций прокатилась по Евразии после рубежа веков: Россия в 1905 г., Иран в 1905 г., Турция в 1908 г., Китай в 1911 г. Вторая российская революция, родившаяся в феврале 1917 года в особых условиях мировой войны, также во многом относится к этому контексту, как и революция в Мексике, начавшаяся в 1910 году и продолжавшаяся целое десятилетие. На этот раз взаимовлияние было более интенсивным, чем в середине XIX века; революционные события стали выражением общего фона времени.

 

2. Революционная Атлантика

Национальные революции и атлантическая связь

Революции всегда имеют местные корни, связанные с представлениями отдельных людей и групп о несправедливости, альтернативах и возможностях для действий. Эти представления порождают акты коллективного неповиновения и движения, которые растут, порождают оппонентов и приобретают собственную динамику. В редких случаях результатом становится то, что марксистская теория революции считает нормой: целые классы становятся историческими акторами. Поскольку в наше время революции часто рассматриваются как основополагающие акты наций и национальных государств, история революции - это, по сути, национальная история: нация "изобретает" себя в общем деле. Однако зависимость революций от внешних условий, иногда даже от внешнего акушерства, не очень вписывается в эту нарциссическую картину. Современная европейская концепция революции более узкая, чем старая, включавшая в себя войны и завоевания: она не учитывает внешнее международное измерение, игнорирует нелокальные корни и делает акцент на конфликте внутри конкретного общества (отсюда эндогенный характер революций). В крайних случаях история революции оказывается настолько национально ориентированной, что не