Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус - Андрей Посняков

За плов заплатил купец, еще бы – он уж и так выиграл у Павла почти половину жалованья, и молодой человек подозревал, что это еще не предел. Плов оказался невероятно вкусным, а вот с шахматами боярину, как всегда, не очень везло – большинство партий проигрывал. Ну, а каков же будет результат, когда юниор осмелился биться против гроссмейстера?

– А вот шах тебе, уважаемый Аким! Внимательнее быть надо.

Задумчиво тронув рукой слона, молодой человек краем глаза увидел покинувших террасу «китайцев» – монгола и двух киданей… или уйгуров. Как же их звали-то? Монгол – Игдорж Даурэн, а кидани… ммм… Суань… Лю Чань? А, черт, не до них.

– Рассеянный ты сегодня игрок, – закончив партию очередной победой, довольно ухмыльнулся работорговец. – Вот, скажи-ка, ты о дядюшки своего, Овдея, точно приказчиком был? Или, может быть, подвизался в охране?

А вот это уже было опасно! Сия скользкая тема могла выдать Ремезова с головой, ведь невозможно предусмотреть все, вдруг да купец знает о своем контрагенте что-то такое, о чем не ведали Ирчембе-оглан и Павел? Вот возьмет сейчас и спросит. И надо будет отвечать… Впрочем, ответить всегда можно – осторожно, уклончиво, напирая на то, что большую часть времени он, Аким, все-таки проводил в Смоленске, а в брянской конторе своего дядюшки купца был лишь наездами.

– А сколько тебе платил Овдей? – отпив шербету и широко зевнув, неожиданно осведомился работорговец. – В год выходила полтина?

Полтина, – лихорадочно соображал Павел, – полрубля, сто серебряных денег – по тем временам сумма немалая.

– Да нетё не выходило полтины-то, жадничал дядюшка.

– А немецкими монетами выдавал?

– Марками бывало, и шиллингами…

– Хм… – купец замолк, глядя, как Ремезов расставляет фигуры.

– А штука фризского сукна в Смоленске нынче в какую цену будет?

– Штука? Да не помню уже. Цены – они ж каждый раз меняются.

– А дукаты златые, фряжские, у вас попадалися?

– Дукаты? Пожалуй, нет… Ваш ход, господин.

– Угу, угу.

Задумчиво потеребив бороду, Халед ибн Фаризи сразу пошел конем, на что Павел ответил в стиле Остапа Бендера, передвинув королевскую пешку с Е-2 на Е-4.

Передвинул, дождался ответного хода… спросил:

– А вот Салтан, слуга, у вас давно служит?

Иранец удивленно поднял глаза:

– Гонец мой? Паренек прыткий, правда недалекого ума, так ум-то ему в его деле не особенно нужен. Скорее – память, да способность все в точности передать. А что ты про него спрашиваешь?

– Так, – словно бы нехотя обмолвился Павел. – Есть у меня на его счет некоторые сомнения.

Халед ибн Фаризи пристально посмотрел на собеседника и даже забыл сделать очередной ход:

– Вижу, у тебя есть какие-то новости. Говори!

Со всеми, приведенными Ремезовым доводами купец согласился, как и с тем, что возможного сообщника убийц надо тщательно проверить, прежде чем ему что-то предъявлять, ведь настоящих зацепок по сути-то не было никаких.

– А почему посланницей из Шехр-аль-Джедида не может быть женщина? – подумав, работорговец высказал здравую мысль. – Ее даже выгоднее послать, нежели мужчину – меньше подозрений. Согласен, Аким?

– Конечно, – Павел отрывисто кивнул.

– Вот и поручим кому-нибудь из моих рабынь проверить Салтана, – потерев руки, иранец переставил ладью. – Снова тебе шах, уважаемый господин старший надсмотрщик!

– А мы – так! – боярин судорожно прикрылся слоном.

– Тогда я ем – амм!!! – купец радостно засмеялся, показав крупные желтые зубы и, неожиданно подмигну сопернику, шепотом произнес: – Я даже знаю, кому мы поручим все дело. Ты не догадываешься, кому?

Уходя, молодой человек чувствовал спиной подозрительный взгляд работорговца и гадал – поверил ли тот ему на самом деле? Ведь Салтана купец нанимал сам, а вот «приказчик Аким» являлся для него темной лошадкой. Тем не менее иранец все же решил сыграть по предложенным правилам, и даже пошел далее того, почти что перехватив инициативу из рук Ремезова.

Маша. Именно ее и выбрал хитроумный Халед ибн Фаризи для своего, точнее – совместного с Павлом – плана, мотивировав тем, что «эта урусутская рабыня Мириам не так уж и глупа, как кажется», к тому же и «новоиспеченный надсмотрщик Аким» ее неплохо знает и уж сумеет лучше, чем кому-либо другому, растолковать, что к чему.

Ну, что ж – Маша так Маша. Ремезов сразу и согласился, правда, согласия его купец особо не спрашивал. В конце концов, и впрямь – девчонка она умная, а помочь хозяину разобраться с убийцами – дело неплохое, может, Маше с него еще что-нибудь и выгорит.

– Ты, главное, не тушуйся, – уже на следующий день инструктировал молодой человек. – И веди себя, как всегда. Салтана ведь часто видишь?

– Постоянно возле нас проезжает. Как и все.

– Вот и заговори с подружками, когда он рядом проезжать будет. Улучи момент. Главное, чтоб гонец понял, что ты – из Шехра!

– Да нехитрое дело. Слажу!

На дневку караванщики остановились у неширокой реки, многие тут же принялись поить и купать коней, мыться. Павел тоже нырнул пару раз, да, быстро одевшись, зашагал к невольникам, еще издали помахав рукой «борцам»:

– Эй, парни, давайте на реку. А уж рабов я пока посторожу.

– Вах! – надсмотрщики обрадованно переглянулись. – Эх, Аким, ты настоящий друг! Так мы побежали?

– Давайте, давайте, мчитесь. Только смотрите, недолго там.

– Да мы быстро.

Миг – и парней уже след простыл, еще бы! После утомительного и знойного перехода, словно в сказке – камыши, зеленая травка, река: купайся, смывай пот, пей сколько влезет.

Ремезов расслабленно привалился спиной к высокому колесу арбы, налетевший откуда-то ветерок шевелил мокрые волосы, навевая воспоминания о пионерском детстве – красные галстуки, лагеря, турслеты…

– Эй, эй, до-олюшка, долюшка моя-а-а! – нежным, чуть ломким голосом внезапно запел кто-то…

Павел распахнул глаза: Маша! Ну, кому же еще-то? Вон и Салтан тут – рядом, коня расседлывает, небось, с хозяйского соизволения, тоже к речке собрался. А Маша-то, Маша – хитра!

– Ох, Машенька, – откликнулся кто-то из невольниц. – А у нас, на Рязанщине, не так эту песню поют.

– И у нас, в Менске, не так.

– А у нас – так! – Маша задорно повысила голос.

– Да где у вас-то?

– В Тивере! Это недалеко от татарского Новгорода – от Шехр-аль-Джедида.

Оп-па! Чуть приоткрыв глаза, Ремезов почувствовал, как гонец навострил уши. Нет, право же, действительно – навострил, прислушался. Подпругу-то он уже рассупонил, теперь снимай себе седло – чего стоять-то? Ан нет, стоит, ждет чего-то… слушает. Ага! Оглянулся. На Машу посмотрел. И, сняв, наконец, седло, неожиданно подошел к Павлу.