Хаски и его учитель белый кот. Том III - Жоубао Бучи Жоу

с этим достопочтенным?

— …

Чу Ваньнин не знал, что ответить, тем более что все разговоры с этим лишенным души бренным телом были, по сути, совершенно бессмысленны и бесполезны.

Чу Ваньнин и сам не знал почему, — возможно, от режущего глаза яркого солнечного света, — но на мгновение у него возникла иллюзия, что он увидел в глазах Тасянь-Цзюня мучительную боль, бесконечное одиночество… и даже что-то похожее на предательскую влагу.

— Когда он ранен, ты тоже страдаешь, а что насчет этого достопочтенного? — прохрипел Тасянь-Цзюнь. Он пытался выглядеть как можно более внушительно и зловеще, но его досада и нежелание мириться с тем, что видели его глаза, перехлестывали через край. Сейчас он страстно желал взять факел и выжечь дотла свою обиду, но пламя в его сердце уже взметнулось до небес и от едкого дыма у него покраснели глаза. — Чу Ваньнин, после воскрешения этот достопочтенный пришел в Павильон Алого Лотоса и увидел, что от твоих останков не осталось даже костей… ты понимаешь, что я пережил?

Потрясенный его словами Чу Ваньнин замер. Но Тасянь-Цзюнь этого не увидел, потому что уже закрыл глаза, не в силах вынести того, что эта фраза вышла наружу. Мышцы на его лице напряглись. Гнев, унижение, боль и безумие привели к тому, что его рассудок помутился и он впал в неистовство. Внезапно почти вся его духовная мощь оказалась влита в Бугуй…

Раздался оглушительный взрыв!

Горная порода треснула, земля содрогнулась. Окружающие их травы и деревья в одно мгновение были стерты в пыль обрушившимся на них яростным духовным потоком. Ивовая лоза тоже не смогла выдержать неистовства Бугуя, и одна за другой золотые ветви рассыпались, обратившись в пепел.

— Почти десять лет!

Среди окутанного дымкой пепелища только полные безумия багряно-алые глаза Тасянь-Цзюня сохраняли ясность.

— Десять лет, Чу Ваньнин! Этот человек возродился в прошлом, оставив достопочтенного, чтобы тот в одиночестве пробудился на Пике Сышэн во Дворце Ушань. Все десять лет этот достопочтенный из писем узнавал о ваших с ним разнообразных увеселениях и о его блистательных подвигах… а я? А как же я?!

Когда черный клинок снова ударил, поднялась песчаная буря, камни полетели в разные стороны, земля раскололась, образовав бездонную пропасть.

— От начала и до конца это был один и тот же человек! Он все начал заново, а мне и пригоршни пепла не осталось!

Когда его меч расколол землю, Чу Ваньнин отозвал Тяньвэнь и призвал Хуайша.

Но неожиданно один вид этого смертоносного клинка распалил Тасянь-Цзюня еще больше. Сейчас он был подобен злому духу, что, движимый затаенной глубокой обидой, вернулся в этот мир из бездны Ада.

Выражение его глаз не могло не заставить сердце Чу Ваньнина испуганно затрепетать.

Если это всего лишь труп, почему он до сих пор может испытывать подобные сильные эмоции?

— Почему вы оба так относитесь ко мне?

Бушующее пламя добралось до леса, и теперь повсюду к небу вздымались языки пламени, летели искры и парили догорающие листья с темными обуглившимися краями. Внезапно, ослабив напор, подобно порыву черного ветра, Тасянь-Цзюнь легко отскочил назад и остановился за этим увядающим в огне и уныло шелестящим листьями пологом леса.

Чу Ваньнин не понял сразу, почему тот так внезапно отступил. Он увидел, как, стоя в отдалении, император прикрыл глаза. Густая тень длинных ресниц легла на его щеки, еще сильнее подчеркнув мертвенную бледность лица. Тасянь-Цзюнь тихо пробормотал:

— Почему ты так со мной обращаешься?

Когда его голос затих, земля с грохотом задрожала.

Переменившись в лице, Чу Ваньнин тут же повернул голову…

— Мо Жань!

Когда Чу Ваньнин уже собирался повернуться и заслонить собой бессознательного Мо Жаня, он услышал, как император произнес четыре слова, которые словно жгучий мороз в один миг пробрали его до костей:

— Цзяньгуй, Десять Тысяч Гробов!

Раскололись камни и содрогнулись небеса!

Кровь застыла в жилах Чу Ваньнина… Ивовая лоза… лоза… изначально Тасянь-Цзюнь и Мо Вэйюй — один человек, и если Мо Вэйюй мог призвать Бугуй, значит и Тасянь-Цзюнь мог призвать Цзяньгуй!

Пробившись сквозь земную твердь, толстые крепкие стебли обвились вокруг Чу Ваньнина, сковав его по рукам и ногам. Другие алые ветви тут же рассекли уже поврежденный защитный кокон, сплетенный Тяньвэнь, чтобы добраться до спрятанного внутри Мо Жаня.

Чу Ваньнину показалось, что его сердце и душу охватило адское пламя:

— Не трожь!

Полностью проигнорировав его крик, Тасянь-Цзюнь быстро и плавно пронесся мимо и приземлился прямо перед Мо Жанем. Бесстрастно и холодно он вглядывался в переплетение ветвей ивы, в глубине которого скрывалось лицо как две капли воды похожее на его собственное.

Его взгляд скользнул ниже и остановился на уже обнаженной окровавленной груди.

Чу Ваньнин сурово прикрикнул:

— Тяньвэнь!..

К сожалению, Тяньвэнь и Цзяньгуй были непревзойденным божественным оружием одного ранга. Тасянь-Цзюнь даже не поднял головы, а лишь едва заметно взмахнул рукой, так что вновь вернувшаяся к жизни сияющая золотая лоза схлестнулась в смертельном бою с горящим алым пламенем Цзяньгуем. Какое-то время было непонятно, какое из орудий сможет получить преимущество и победить в этой яростной схватке.

Губы Чу Ваньнина посинели, вены вздулись. Он бросил все свои силы на то, чтобы вырваться из пут Цзяньгуя.

Тасянь-Цзюнь, наконец, повернулся, чтобы взглянуть на него. В его глазах была целая смесь чувств, природу которых было очень сложно определить. Его губы едва заметно шевельнулись, после чего он с тихим вздохом сказал:

— Чу Ваньнин, ты и правда искренне болеешь за него душой.

После этих слов он внезапно поднял руку и вонзил ее в грудь Мо Жаня!

Ему нужен лишь последний осколок духовного ядра, и он сможет вернуться к нормальной жизни. Это именно он — настоящий Наступающий на бессмертных Император, он — настоящий Мо Вэйюй, это он пережил десять лет одиночества, и хотя бы поэтому заслуживает получить то, что так страстно желает.

Он один должен быть жив.

Ша!..

В то мгновение, что Тасянь-Цзюнь думал об этом, вспыхнувший золотой свет прошил его ладонь насквозь.

Подобно пролившемуся с небес дождю капли черной крови застучали по земле.

Тасянь-Цзюнь уставился на свою пронзенную Тяньвэнь ладонь. Какое-то время на его лице совсем ничего не отражалось.

Боль?

Разочарование?

Обида?

В своей жизни он так много и часто пробовал их на вкус, что, вероятно, давно уже привык.

В конце концов, все, что он сделал, это медленно повернул голову и бесстрастно взглянул на Чу Ваньнина. Крепко связанный обмотанным вокруг