Наследник из Калькутты - Роберт Александрович Штильмарк

На гонорар уже был куплен домишко в дачном поселке Купавне, много расходов потребовалось на переезды, ситуация сложилась очень тяжелая. Поэтому осенью 1958 г. Детгиз обратился в народный суд Куйбышевского района Москвы, который 9 февраля 1959 г. рассмотрел необычное дело о признании отца единоличным автором «Наследника». Василевский не скрывал того, что он не только не писал, но даже и не все мог прочитать, однако, отец не отрицал, что без «дяди Васи» романа могло и не быть. Впрочем, могло «не быть» и его подлинного автора, ибо у В. П. возникали планы «убрать» батю-романиста, и об этом говорили на суде свидетели. На странице 725 первоначальной рукописи (или стр. 799 по первому изданию) отец зашифровал текст. Начальные буквы слов, начиная с фразы «Листья быстро желтели…» (через одно слово!), образуют краткую характеристику Василевского — «Лжеписатель, вор, плагиатор». Но так или иначе, все же на суде удалось заключить «мировое соглашение», в соответствии с которым все последующие издания должны выходить под единственной фамилией автора (Р. А. Штильмарка). Правда, еще в 1958 г. в Иркутске как‑то стремительно возникло переиздание романа с указанием двух авторов, что очень огорчило родителя.

В 1959 г. в Алма‑Ате вышло первое прижизненное издание «Наследника из Калькутты» под одной фамилией. В обновленном варианте предисловия, где туманно говорилось про некие изыскательские работы в заполярной тайге, появилась новая многозначительная фраза: «„Заболел“ романом и напористый бухгалтер В. П. Василевский…»

Еще осенью 1958 года «Комсомольская правда» опубликовала недоброжелательную заметку критика А. С. Елкина, упрекая издателей «Наследника из Калькутты» в «хаггартовщине» и «буссенаровщине».[145]

Ссылаясь на «Крокодил» и «Комсомолку», Госкомиздат РСФСР стоял насмерть против новых переизданий романа в Российской Федерации, хотя он был издан в Таллине, Ереване, кажется, в Тбилиси, а также за рубежом (в Польше, в Болгарии, в Чехословакии и Китае). Благоволивший отцу московский партсекретарь СП Феликс Кузнецов, желая помочь делу, передал очередное ходатайство об издании «Наследника» на рассмотрение главы секции научной фантастики и приключений, писателю Еремею Парнову, который тоже дал отрицательное заключение («…напечатать‑то можно, — завершал он его, — а только зачем?»).

Триумфальное шествие «Наследника» по редакциям СССР и России началось в 1989 г., когда роман был переиздан сразу в Красноярске, Ленинграде и Ташкенте. После этого состоялись издания в десятках городов от Кишинева до Владивостока.

Покойный литературовед А. З. Вулис в послесловии к ташкентскому изданию «Наследника из Калькутты» (1989) обоснованно назвал эту книгу «Роман романов или наследник давней традиции». Критик определил ее как «пространный дайджест приключенческих мотивов XIX века… Прочитать его — все равно, что заново перечитать всю приключенческую литературу». А. З. Вулис видит в авторе «Наследника» одинокого барда, принявшего на себя тяжкое бремя творчества. «Вот этим‑то и уникален „Наследник из Калькутты“. Не своей зависимостью от чужих сюжетов… не своей сюжетной пестротой, чередованием взлетов и падений, внезапностей и предвкушений, бед и побед… Нет, „Наследник из Калькутты“ уникален прежде всего силой человеческого духа, способностью сохранить верность детству, верность сказке (а через нее — вере и надежде) в самых отчаянных обстоятельствах, в условиях тяжких, экстраординарных, на пороге, отделяющем жизнь от смерти, выносимое от невыносимого». Надо учитывать, что А. З. Вулис не знал всех реальных обстоятельств создания романа, но определил и оценил их с предельной четкостью.

Сила этого романа не только в остроте сюжета, мастерски закрученного в тугую пружину, которая заставляет читателя не выпускать книгу из рук. И не только в историко-событийных аналогиях (отец говорил, что подчас он описывал черных невольников Африки под непрерывный лай лагерных овчарок!). Сущность романа заключается в том, что его автору удалось сохранить свободу самовыражения и тем самым человек, столь несправедливо и жестоко низвергнутый обществом (которому он всю жизнь служил верой и правдой!), смог возвыситься над своими тиранами и морально посрамить их, заклеймив зло с неправдой вне границ пространства и времени. Именно поэтому роман пробил — как трава асфальт! — все препоны советских издательств и буйно разросся (уже помимо авторской воли), когда этот асфальт прогнил и растрескался. В одном из писем (1966 г.) отец писал: «„Наследник“ адресован несчастным и измученным заблатненным (т. е. в сущности всему великому народу), отсюда и резонанс…»

Возможно, поэтому лагерные сотоварищи отца упрекали его (а позднее и меня), когда мы указывали на значимость Василевского во всей этой истории. Они возмущались приведенным выше тезисом о том, что он создал автору какие‑то условия для творчества. И не только из‑за того, что отец сжег себе легкие и испортил глаза, работая по 20 часов при соляровой коптилке на чердаке лагерной бани. Суть в том, что есть правда, которая возвышается над фактологией событий, и эта высшая правда на весах истории оправдывает теневые и даже низменные стороны судьбы человека-творца. Мудрый писатель В. Д. Иванов часто приводил два афоризма (не уверен, что они принадлежат ему лично!): во‑первых, курица, несущая золотые яйца, совершает естественные отправления, как самая обычная птица; во‑вторых, говорил он, книги всегда умнее и достойнее своих авторов. Добавим, что они еще и значительно дольше живут.

* * *

Не будучи художником пера, я не способен достойно воспроизвести словесный портрет родителя… Это был рослый человек, хорошего телосложения (что называется, «породистый»), неизменно привлекавший к себе внимание окружающих своей живостью и непосредственностью. Общительный, разговорчивый, он становился «душой компании» в любых застольях, в поездках, даже случайных очередях. Обладая блестящей памятью и эрудицией, он был способен произносить пламенные речи на самые разнообразные темы едва ли не в любой аудитории, легко овладевая вниманием собеседников. Афоризмы, цитаты, разнообразные стихи, всевозможные остроты и притчи били из него фонтаном. Все, за что брался отец, он стремился делать усердно и тщательно, доводить до конца во всех мелочах. Он очень уважал любое, даже самое малое ремесло и мастерство, всегда любовался хорошей работой различных профессионалов — плотников ли, строителей, каменщиков. Ненавидел стандартизацию, показуху, любые проявления пошлости, фальши, халтуры. И восхищение свое, и негодование проявлял несдержанно, бурно, подчас привлекая этим внимание прохожих. Жадность к жизни, к активной деятельности проявлялась у него везде и во всем. Он был душою гораздо моложе своего подлинного возраста — такое ощущение возникало у меня даже в детстве. Играя в «солдатики», во «взятие крепости» и другие игры, правила которых он тут же придумывал сам, отец был способен увлечься ими более активно, чем ребенок-партнер… Очень нравилось ему название американского фильма «Благослови детей и зверей» (да и сам фильм тоже был ему по душе, он любил «все живое» и по натуре своей до конца дней оставался созидателем).

Вот несколько своего рода афоризмов, взятых наугад из его книг и писем: «Счастье лежит на очень простой дороге. Его не