Хроники Империи Ужаса. Гнев королей - Глен Кук

– Что ты думаешь насчет новостей от Бабельтоска? – спросила Ингер.

– Про короля? Следует сохранить это в тайне. Насчет новых поисков казны? Мы уже проверяли во многих местах, а в колодце даже несколько раз. Дерель Пратаксис наверняка счел бы забавной мысль о том, чтобы бросить деньги в колодец.

– Дерель был не один. Ты постоянно забываешь про Чама Мундвиллера. У него тоже было своеобразное чувство юмора.

– Именно потому мы собираемся осушить выгребные ямы.

– Никто этого пока не делал, верно?

– Пока нет. Мне нужно идти. Я плохо себя чувствую.

– Если надо – иди. Мне так тебя не хватает, но и потерять я тебя тоже не хочу. Береги себя, Джозайя.

Считалось, что лишь пятеро знают о разговоре между Вартлоккуром и Мглой. Одним был чародей, который ни с кем это не обсуждал. Остальные поклялись бы, что никому ничего не говорили, и это была правда.

Но как всегда, в стенах замка нашлись те, кто тайком подслушивал чужие разговоры. Слух о том, что старый король жив, разошелся через служанку, полностью безразличную к политике.

Она сообщила не только о живом короле Браги. Резко возросла популярность охоты за сокровищами пропавшей казны, которая закончилась лишь тогда, когда люди королевы начали преследовать охотников. Одна особо упрямая банда сдалась только после того, как чародей королевы продемонстрировал готовность сварить их живьем.

Вартлоккур последовал предложению Мглы.

Жизнь Филетии Пленс была полна страданий, как и детство самого Вартлоккура, так что он чувствовал всю ее боль. Но Филетия, в отличие от сына сожженной в Ильказаре женщины, была слаба и не пыталась сопротивляться. Единственный раз найдя в себе волю изменить судьбу, она сбежала с мужчиной, ставшим для нее погибелью.

Новое расследование Вартлоккура привело его не туда, куда он ожидал. Отчасти оно сняло бремя вины с мясника Арнульфа Блэка. Тот воспользовался Филетией, но не был причастен к тому, что случилось с ней впоследствии. То же самое касалось аптекаря Чеймса, чье поведение было столь странным и скрытным, что его потребовалось допросить из чистого любопытства.

Настоящего злодея все знали как добропорядочного человека, священника в единственной церкви. Филетия Пленс в числе десятков других детей нашла убежище в его доме. Большинство остались живы и продолжали жить по соседству, но в ответ на расспросы отказывались что-либо говорить.

Вартлоккур проследил историю Пленс минута за минутой, пока не дошел до ночи, когда священник, потеряв над собой контроль, серьезно ее ранил, после чего ему пришлось в спешке от нее избавиться. Возможно, шум удивил других детей.

Велев Радеахару забрать священника, он сообщил Ингер о том, что ему удалось узнать.

Отец Атер Кендо сознался в четырнадцати убийствах. Мучительной смертью умерли тринадцать девочек от одиннадцати до тринадцати лет. Четырнадцатым был мальчик, который оказался не в том месте не в то время и увидел то, что ему видеть не следовало. Выжившие жертвы насчитывались десятками.

Отец Кендо умер через сорок часов после его поимки – на костре и дико вопя. Таково было требование большинства. Но сперва его прибили гвоздями к доске с именами жертв – теми, которые он помнил.

В процессе допроса священника и его выживших жертв выяснились имена еще десятка взрослых, чьи преступления против детей были лишь чуть менее омерзительны.

– В Воргреберге что-то изменилось… – начал Даль Хаас.

– Удивительная новость! – прервал его кто-то из младших Мундвиллеров. – Король Браги жив! Он в плену в Шинсане. Но его собираются отправить обратно.

Первая часть новостью не являлась. Но остальное? Ни Даль, ни Кристен не знали, как к этому относиться.

– Похоже, кто-то хочет, чтобы мы думали, будто он станет их марионеткой, – сказал Даль.

– Его не отправили бы назад, если бы не видели в том никакой пользы для себя.

Обсуждение новостей продлилось недолго – их позвала Озора.

– Судьба сыграла с нами шутку, – сказала старуха. – В то самое время, когда близится конец сбора урожая и меняется погода, когда и мы, и королева мало что можем сделать, приходит такое известие. – Озора замолчала, но ни Кристен, ни Даль не ответили. – Ладно, расскажите, что, по-вашему, будет дальше.

– Даже предположить не могу, – ответила Кристен. – Тот факт, что Браги жив, затронет каждого кавелинца, как и наших соседей. Что будет дальше – понятия не имею.

– Я рассчитываю на ностальгию, – кивнул Даль. – Люди тоскуют по старым добрым временам. Но и нынешние не так уж плохи, несмотря на нас и Ингер. Да, формально идет гражданская война. Но никого не убили с тех пор, как… – Он не договорил, вспомнив, что последней известной жертвой была Шерили.

– Верно, – согласилась Озора. – Как эта новость повлияет на Ингер? И на Вартлоккура?

– Насчет Ингер ничего не могу сказать, – ответил Даль. – Она непредсказуема.

– Думаю, стоит пока сидеть тихо и ждать, – сказала Кристен. – Возможно, кто-то пытается напустить туману.

– Может, эта новость вынудит Ингер совершить какую-нибудь глупость, – добавил Даль.

– В таком случае нашей стратегией остается бездействие, – подытожила Озора. – А вы оба постарайтесь, чтобы никто вас лишний раз не видел.

– Похоже, Озора начинает сожалеть, что приняла нас, – заметила Кристен, когда они с Далем остались наедине.

– Она боится, что явится твой тесть в окружении грома и молний, одержимый жаждой мщения.

Они долго предавались любви, после чего Кристен спросила:

– Мщения кому?

– Интересный вопрос. В свое время речь могла бы идти о Кавелине – за то, что тот так его подвел. Но, предполагая, что Мгла не собирается отправлять назад сумасшедшего, – теперь уже никому. Все, с кем он был всерьез на ножах, вышли из игры. Он должен понимать, что это он подвел Кавелин, а не наоборот.

Шел дождь – поздняя осенняя морось, казавшаяся холоднее, чем на самом деле. Ингер сидела в своем экипаже, вся дрожа, хотя и куталась в теплую шаль. Ехавший с ней Джозайя Гейлс постоянно вздрагивал. Подняв заслонку на окне, она выглянула наружу, желая понять, как далеко они проехали, но не увидела ничего, кроме унылых спин кучера и свиты.

– Мне следовало переждать в замке.

– И так уже долго ждали, – кивнул Гейлс. – Еще несколько дней ничего бы не изменили.

Ингер заскрежетала зубами. Джозайя в последнее время вечно был чем-то недоволен. Вахтель говорил, что он постоянно страдает от боли, хотя, по ее мнению, у него было полно времени, чтобы выздороветь.

Лгать себе самой она больше не могла. Кроме Джозайи, у нее никого не осталось. Болезненный Джозайя и болезненный Фальк.

И может быть, еще Натан Вольф. До чего же трогательно.