Дурная кровь - Роберт Гэлбрейт

По ее лицу скатилась слезинка. Глория помолчала, смахнула влагу и продолжила:

– Помню, раскрывая зонтик, Марго оступилась. Подвернула ногу в туфельке на каблуке. Шел дождь, на тротуаре было скользко. Но она тут же выпрямилась, поспешила дальше и скрылась из виду… Я заметалась: выключила свет, заперла шкафчики, подергала дверь черного хода – она была заперта; меня потом спрашивали об этом в полиции. Плотно затворила и заперла входную дверь и побежала по Сквозному проходу, который начинался от амбулатории, на свидание с Лукой… Марго я больше никогда не видела.

Глория опять потянулась к почти пустому бокалу и допила последние капли вина.

– У вас были какие-нибудь мысли: что с ней могло случиться? – поинтересовался Страйк.

– Чего я только не передумала, – негромко ответила Глория. – Больше всего боялась, что это Лука поручил кому-нибудь ее избить или похитить. Она была для него как кость в горле. Стоило мне сказать хоть что-нибудь в защиту своего достоинства, как он начинал поливать Марго грязью – якобы это ее дурное влияние. Лука внушил себе, что она пытается вбить между нами клин; тут он, конечно, был прав. Но самые жуткие страхи охватывали меня при мысли о том, что я сделала с ее помощью… ну, Марго он не похищал: мы с ним встретились на Сент-Джонс-стрит буквально через пять минут после ее ухода; знала я и то, что этого не мог сделать его отец, потому что родной брат Луки, Марко, лежал в больнице и родители неотлучно дежурили у его постели. Но у Луки были приятели и двоюродные братья… Заявлять в полицию нечего было и думать. Лука уже отбросил всякое притворство и стал угрожать моим бабушке с дедом. Тем не менее я отважилась спросить: не его ли это рук дело? Тревога была так мучительна, что не спросить я не могла. Он разбушевался, стал меня по-всякому обзывать: тупая сучка и еще почище. Ответил, конечно, что он тут ни при чем. Но я от него слышала множество историй о том, что его отцу «организовать исчезновение человека – это раз плюнуть», и была просто сама не своя.

– А не закралась ли у вас мысль, что он прознал… – Робин запнулась, – насчет Брайд-стрит?

– Я на сто процентов уверена: он ничего не подозревал, – ответила Глория. – Марго была стократ умнее. Все предусмотрела: раздобыла парики, позволила мне зарегистрироваться под ее именем, придумала правдоподобную легенду, почему мне придется некоторое время воздерживаться от секса… Только благодаря ей вся эта история сошла мне с рук. Нет, я уверена, он так и остался в неведении. Так что в лучшие моменты я себе говорила: у него не было веских причин…

За спиной у Глории отворилась дверь, и в комнату вошел с бутылкой красного вина в руках эффектный седой мужчина с орлиным профилем, в полосатой сорочке и джинсах. За ним, виляя хвостом, вбежала крупная немецкая овчарка.

– Je m’excuse[32], – сказал мужчина, одарив Страйка и Робин экранной улыбкой. – Простите, что… Comment dit-on «interrompre»?[33] – спросил он жену.

– «Вторгаться», – подсказала она.

– Oui[34]. Простите, что вторгаться.

Наполнив бокал и протянув его жене, он погладил ее по плечу и снова вышел, позвав за собой собаку:

– Viens, Obélix[35].

Когда мужчина с собакой вышли, Глория с коротким смешком пояснила:

– Это был Юго.

– Вы еще долго работали в амбулатории после исчезновения Марго? – спросил Страйк, наперед зная ответ.

– Месяцев шесть-семь, наверное, – сказала Глория. – Достаточно долго, чтобы застать нового следователя. Мы все ему обрадовались, поскольку его предшественник… Тэлбот, кажется? – был с большими странностями. Он буквально затравил Вильму и Дженис. Подозреваю, это из-за него Вильма и заболела. У нее своих неприятностей хватало, а тут еще полиция…

– То есть вы не считаете, что она выпивала? – спросила Робин.

– Выпивала? Да это Дороти по злобе наговаривала. – Глория покачала головой. – Пыталась свалить на нее мелкие кражи. Вам об этом известно?

Страйк и Робин покивали.

– Когда ей не удалось доказать, что Вильма поворовывала деньги из сумочек больных, она распустила эту сплетню о пьянстве, и бедной женщине пришлось уволиться. Думаю, о своем решении она ни разу не пожалела, но лишилась зарплаты, понимаете? Я и сама была близка к тому, чтобы все бросить, – добавила Глория, – но на меня напало какое-то оцепенение. Как ни странно, мне казалось, что, останься я на своем месте, в этом мире все наладится. И Марго вернется. Я ведь только после ее исчезновения осознала… как много она для меня значила…

Как бы то ни было, – вздохнула Глория, – однажды вечером, через несколько месяцев, Лука меня жестоко избил. Я улыбнулась мужчине, который придержал для меня дверь, когда мы с Лукой выходили из паба. И началось. Он избивал меня с особой жестокостью, как никогда прежде, причем у себя дома… у него была небольшая квартирка. Помню, я молила: «Прости, ну прости, не надо было мне улыбаться». А сама вот здесь, – она постучала себя по темени, – чувствовала, как за мной наблюдает Марго; да, я умоляла Луку меня пощадить, соглашалась, что вела себя как шлюшка, клялась никогда больше не улыбаться посторонним, а сама думала: «Я уеду, Марго. Туда, где он нипочем меня не найдет».

Наконец у меня в голове что-то щелкнуло. Марго всегда учила меня быть смелой. Что толку было ждать у моря погоды? Я решила сама себя спасти.

Он успокоился и отпустил меня домой, к бабушке с дедом, но потом захотел возобновить отношения. Так всегда бывало после очередных побоев. Ему хотелось новых встреч. По лицу он меня не бил. Никогда. Поэтому бабушке я ничего не сказала – сделала вид, что все прекрасно. Вечером пошла на свидание с Лукой, он повел меня в ресторан и сделал мне предложение по всей форме: подарил кольцо и так далее.

– И я сказала «да», – выговорила Глория с какой-то странной улыбкой и передернула плечами. – Я надела кольцо и опустила глаза. Мне даже не пришлось изображать счастье – я действительно была счастлива. Потому что думала: «Этого хватит на оплату авиабилета». Заметьте: до этого я никогда в жизни не летала. Мне даже думать было страшно о том, чтобы подняться в воздух. Но у меня в голове неотступно присутствовала Марго. Смелее, Глория.

Бабушке с дедушкой пришлось сказать, что я помолвлена. Признаться им я, конечно, не могла – боялась, что они либо сломаются, либо попытаются противостоять Луке, либо, еще того хуже, заявят в полицию. В общем, Лука, как положено, пришел к ним просить моей руки, притворялся порядочным, и это был кошмар: мне пришлось изображать восторг.

После этого я что ни день покупала газеты и обводила кружком объявления о найме на подходящую работу за границей. Все приходилось держать в тайне. На работе отпечатала свое резюме, села в автобус и поехала в Вест-Энд рассылать заявления, чтобы Лука случайно не увидел меня с пачкой конвертов.