Кофе по-венски - Валентина Дмитриевна Гутчина

сообщил, что готов идти вместе с ней куда угодно, не то что на площадь к нашей славной Аруше. Ну, а когда мы прибыли сюда, вся площадь гудела – полицейские уже вовсю вели допрос участников фестиваля.

Я не мог не ухмыльнуться.

– Полагаю, все обсуждали эту волнующую тему – смерть Моники, которая за два дня очень многим успела попортить нервы.

– Точно! – хмыкнул Томас. – Все только и повторяли, что тому, кто отправил на небеса эту дамочку, надо поставить памятник.

Что ж, с этим все было ясно. Я кивнул Томасу, послал маме воздушный поцелуй и уже решил было устроиться где-нибудь за столиком кафе, чтобы изучить карту Вены на предмет ближайших от «Лотоса» вокзалов с камерами хранения, как практически с первых же шагов наткнулся на Тадеуша Калачинского, словно ангел-хранитель, усмехнувшись на мои размышления по поводу подслушанного Моникой в компании поляка компромата, подкинул мне его прямиком в объятия.

– Извините! – пробормотал он по-английски, ткнувшись лбом в мое плечо в проходе между домиками и сразу же попытавшись обойти.

Не тут-то было! Я ласково ухватил парня за локоток, развернув к себе с самой доброжелательной улыбкой.

– Подождите! Ведь, если я не ошибаюсь, вы – Тадеуш, Тедди? Не могли бы вы уделить мне пару минут?

Честно сказать, по внешнему виду бедного поляка было ясно без комментариев: накануне парень неслабо приложился к бутылочке, а потому в настоящий момент его несчастная головушка раскалывается на сотню крошечных осколков, нещадно звеня и раня его и без того истерзанную жизнью душу. Он взглянул на меня левым – «мертвым», как выразилась бы моя любимая бабуля Варвара, глазом и промычал нечто не совсем понятное.

В подобные моменты я начинаю соображать на удивление скоро. Во-первых, «мертвым» глазом баба Варя называла глаз деда Захара на следующий день после очередной грандиозной пьянки, делясь со мной житейским опытом: «Запомни, дорогой: если увидишь такой вот мертвый глаз, то первым делом дай родному похмелиться, иначе он так и будет бессмысленно пялиться на тебя, даже если ты просто скажешь ему: «Привет, дедуля!»

Итак, было вполне очевидно, что в настоящий момент Тадеушу Калачинскому требовалась срочная опохмелка. Я как можно более деликатно и нежно подхватил страдальца под белы руки и, решительно направившись в сторону ближайшего проулка, уводившего с площади, проговорил на чисто русском языке одно-единственное волшебное слово: «Похмелимся?»

Надо было видеть мгновенные благие перемены во всем облике парня! В считанные доли секунды мертвые доселе глазоньки ожили, и в них можно было без проблем прочесть явный и вполне конкретный интерес: я действительно и реально готов помочь ему похмелиться?

Я едва не расхохотался, но сдержался, ограничившись лишь понимающей улыбкой и кивком.

– Насколько я понял, вы говорите по-русски?

В ответ где-то глубоко внутри Тедди что-то бурно заклокотало, перейдя в смачную отрыжку, после чего парень произнес вполне четко и членораздельно на прекрасном русском:

– Я десять лет был женат на русской! Еще бы мне не говорить… Где предлагаешь похмелиться?

Сами понимаете, мы в считанные минуты нашли общий язык, приняв решение немедленно отправиться в ближайшее алкогольное заведение, которым оказался один из многочисленных ресторанчиков на улице старой Вены, где мы удобно устроились в самой глубине зала, заказав отменные порции шницелей по-венски под графин охлажденной русской водки.

Все это походило на некое волшебство: самый натуральный ходячий труп на глазах оживал, набираясь красок жизни и развязывая свой до того словно окаменевший язык. Я априори отказался от своей порции водки, что придало парню еще больше задора и жажды жизни.

Он без малейшего напряга говорил по-русски, отдельно поделившись воспоминаниями о том, как вызубрил его на «пятерочку» еще в школьные годы, выпавшие на время развитого социализма и СССР, когда русский язык входил в Польше в число обязательных школьных предметов.

Разумеется, главная часть его прочувственного после третьей рюмки водки монолога касалась личной жизни Тадеуша Калачинского – потомка первооткрывателя венских кафе, которого все семейство в Кракове едва ли не силой собрало и отправило на кофейный фестиваль, надеясь, что участие в нем станет пятью днями, в течение которых их славный Тадеуш будет относительно трезвым.

Безропотно выслушав все без единой попытки задать вопросы, ответы на которые мне было бы гораздо интереснее услышать, я дождался таки момента, когда мой новый приятель благостно отвалился на спинку кресла, и только после этого приступил к собственному допросу.

– Тедди, ты ведь слышал, что случилось с Моникой?

Пару секунд поляк смотрел на меня совершенно непонимающим взглядом, затем сложил два и два и выдохнул без особой горечи:

– А!.. Так, значит, ее звали Моникой!

Он покачал головой и налил по этому поводу себе новую рюмку, махом опрокинув и поучительно погрозив мне пальцем.

– Вот так – выходит, буйна девка получила за свой длинный нос, который она слишком любила совать в чужие дела!

Разумеется, я поспешил активно поддержать тему длинного носа, с любопытством подавшись вперед.

– Разве она совала свой нос в чужие дела? Мне показалось, Моника больше интересовалась сексом.

– Секс – это конечно, – с кривой усмешкой почесал живот под рубахой Тедди, с важностью кивнув. – Это нормально, это наша природа. Но чертова девка не меньше секса обожала сплетни и слухи, усиленно их собирала и вовсю использовала. Пока я еще неплохо соображал, она пыталась шантажировать меня; сказала что-то в том духе, что отправит моей женушке мои интересные снимки в обнаженном виде. Я только расхохотался: представляю, как развеселилась бы моя Божена! Она только порадовалась бы за меня. Ну, тут уж девка все уразумела и принялась рассказывать всякие глупости: как она шантажировала парня, который все тут организовал, главного кофейника, как она его называла, потом такое рассказывала про какого-то важного француза, что у меня уши вяли… Помню, я ей сказал: брось это грязное дело, девка, все это очень плохо для тебя кончится! И смотри – ведь все так и случилось. Выходит, я оказался стопроцентно прав, так?

Я кивнул.

– Так. Хотя, если честно, мне немного странно: чего такого она могла узнать про главного кофейника Стефана? Он – отличный парень, ни за что не поверю, чтобы такой был замешан в чем-то непристойном.

Пару секунд Тедди задумчиво чесал живот, глядя куда-то в потолок, после чего тяжко вздохнул.

– Говорю тебе – убей, не помню, что там она мне про него рассказывала. Да этот главный кофейник ее не слишком интересовал.

– А кто ее больше всего интересовал?

Каюсь, я слишком поспешил задать этот вопрос, так что в итоге уже немного осоловелый поляк задумчиво уставился на